Изложенное в этой книге соткано из разных событий, как лоскутное одеяло из кусочков пёстрой материи. События эти произошли в разное время с разными людьми. Объединяет их то, что все они по воле судьбы, или по распоряжению Вселенной, или ещё почему-то появились в моей жизни, и без них я была бы уже не я, а может, и не было бы меня вовсе.
Я не историк и далека от объективности: здесь нет точных фактов, детали перепутаны, некоторые имена, названия и даты изменены нарочно, а какие-то и вовсе забыты по моей рассеянности.
Искренность – вот что обещаю тебе, мой Читатель.
I
. На Чусовой
Ляжем на вёсла,
Кто не мечтал в этой жизни хоть раз
Всё отправить к чертям,
В одиночку пройти океан,
Посвящая сверкающим звёздам
Строчку за строчкой, целый роман?
Находя только в этом усладу,
Ничего не боясь, кораблём управляя шутя,
Ничего не теряя уже,
Предпочтя дворцовому аду рай в шалаше.
Группа «Сплин», песня «Рай в шалаше»
Девять лет пошло с того дня, как колесо моего старенького «Салюта» предательски вильнуло, наскочив на корень сосны, и меня выбросило с велосипеда в траву. Я лежала на боку, голова, казалось, норовила укатиться вниз, попрощавшись со мной навсегда, и потому я крепко держала её руками, стараясь посильнее прижимать к земле. Открыв глаза, я увидела свою грязную тельняшку. В лесу недавно прошёл дождь, и колеи, накатанные шинами внедорожников, налились глубокими лужами, а в них отражались трава, и небо, и высокие сосны, обступившие меня тёмными шершавыми стволами. Голова моя стала огромным чугунным котлом, подвешенным над костром в пещере людоеда. В котле этом закипал суп из лягушек и скорпионов, щедро приправленный носками горе-путешественников. Всё это варево бурлило, трещало и угрожающе выплёвывало кипящую жидкость наружу. Рядом лежал велосипед, руль которого я не смогла удержать на спуске. Как это случилось?
Куда я ехала? Как оказалась здесь? Мне нужно сдавать экзамены, ведь идёт летняя сессия, что я делаю в этом лесу?.. Не помню. Ничего не помню.
После этого падения нейрохирург скрупулёзно цеплял к моей голове множество проводков-электродов, потом долго изучал результаты моей энцефалограммы и развёл руками:
– Странно. Потеря памяти может произойти после крупных автокатастроф, когда человек едва остаётся жив… А вы просто упали с велосипеда. Сотрясение мозга небольшое было, конечно, но вот амнезия – нет, это невозможно.
Доказывать обратное, выяснять, куда девался кусок памяти, как я оказалась в том лесу на велосипеде, я не стала, чего доброго отправят в психбольницу и начнут лечить, пока совсем не «вылечат»… Проживу как-нибудь без ответов на эти вопросы. На следующий день я всё же села за руль моего «Салюта», по-прежнему могла держать равновесие, объезжать деревья и прохожих, страха нет, но что-то не так. Я перестала радоваться шуму резиновых шин и металлическому тиканью цепи, улыбаться встречному ветру и ощущать невесомость, спускаясь под горку. Теперь я просто передвигалась на двухколёсном устройстве из точки «А» в точку «Б», так же, как ехала бы в метро или на трамвае. Искры, которые каждый раз зажигались во мне, когда я раскручивала педали, будто выпали из моей души в ту самую лужу, куда я угодила в лесу, и там погасли.
Прошло так много времени… За эти годы судьба подкидывала меня вверх, к облакам, на крыле параплана, мягко окутывая тишиной, спускала в тоннели, гулко присыпая камнями, несла на всех парусах, надутых солёным ветром, волочила на санках, бороздя полозьями по асфальту, – так, из интереса. Близился мой тридцатый день рождения. Ещё совсем недавно я была студенткой, и едва наступала весна, как я натягивала капроновые колготки и белые сапоги на шпильках. Вот иду, балансируя по гололёду, без шапки, в лучшем случае надеваю берет, едва закрывающий макушку. Нос и ухо, которому не хватило берета, красные, ведь на улице ещё крутой минус, а мой троллейбус никак не приходит. Стою на остановке, расправив плечи, будто не холодно вовсе, ведь весна, моя двадцатая весна, зимняя сессия закрыта, а до летней ещё далеко… Хоть бы не опоздать на лекцию, хоть бы пришёл троллейбус с местом у печки!..