ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
или Предисловие к «Провинциальным тетрадям»
Когда тебе уже полвека,
Пора бы знать, что сделано тобой…
Отвечая на этот вопрос, так и хочется сказать, что ничего особенного. Не мной замечено, что искры, сгорая, становятся пеплом, а мир, который ты так страстно хотел изменить, испепеляя его силой своей мысли, на самом деле менял тебя – и не в лучшую сторону. Стремительное и спрессованное время подводит к необходимости подводить итоги, подобно Сомерсету Моэму, запасаться попкорном для мемуаров, перелистывая старые рукописи или разглядывая пожелтевшие фотографии.
В бытность печатных машинок, стуча по клавишам по ночам, я издавал журнал одного человека «Провинциальные тетрадки» – для себя и друзей. Там было всё вперемежку: ровные поэтические строфы, кирпичики прозы, маленькие звездочки заметок на полях больших литературных и философских тем – все, чем успел надышаться, надуматься за пролетевшие месяцы. Затем паузы между выпусками журнала становились все длиннее – как у человека, который сначала желает вести дневник, а потом, перегорая, находит массу причин не открывать свои тетрадки. Ежедневная суета, работа, бесконечные заказы, журналистская рутина и прочие букли и кудри нашего мира – стоит ли говорить о том, как это каждому из нас знакомо.
И вот в один не очень прекрасный момент вдруг пришло ощущение какой-то тотальной пустоты, отупения, омертвения. Лишь изредка в этой пустоте просыпалось желание говорить стихами – просыпалось, терло спросонья глаза и, не найдя ничего и никого, засыпало снова. Я вдруг увидел, каким слоем пыли покрылись книги во втором ряду – «погребенными» оказались Лосев, Чаадаев, Бердяев, Ортега-и-Гассет, Флоренский и Флоровский. Почувствовал, что из статьи в статью, из книжки в книжку перетираю мысли, прочертившие мне по душе когда-то давно. А новых и нет совсем – лишь изредка озорничали зарницами…
На смену «большой литературе» приходило «малое краеведение» – как жизнь, которая течет здесь и сейчас, привязанная к конкретному месту, как коза к колышку. Писательство долгое время напоминало качание маятника, многое создавалось «по случаю», всполохами, пунктиром. «Сны» о Григории Сковороде перемежались с историей заводов и госбезопасностью, поэтические образы переплетались с политическими реалиями, мысли о Шестове так и не смогли пробиться сквозь «Забытые тайны Южного Урала», и теперь даже возвращаться к ним страшновато.
Однажды довелось выступить с единственным поэтическим вечером в Снежинске – такая «встреча с писателем». Удивился, что среди слушателей были те, кто меня знал по учительству в деревне. Спросили – не жалею ли я, что все так банально сложилось: большие планы покорить мир сменились старой поговоркой: «где родился, там и пригодился»? Обманывать не было смысла – да, жаль… жаль, что все закончилось намного быстрее, чем я когда-то рассчитывал…
Но по глазам читал – не один я такой. А следом пришло понимание, что дело не в жалости и не в печали. Мудрость обыкновенной истории в том, что она течет слишком по-людски: от смелых мыслей – к нужным словам, от взбалмошных притязаний – к заботе и пользе, с работы – домой к жене, детям, а теперь и внукам. Течет, как медленные глубокие реки, – в противовес безумному времени.
Поэтому, собирая воедино все, что было написано, я решил не мешать этому течению: пусть мысли сменяют друг друга так, как было когда-то в скромных «Провинциальных тетрадках», отпечатанных на старой пишущей машинке…
