Ах ощущал в себе нечто божественное. Ну и что? И ничего плохого. Он же не заставлял собаку питаться травой, или кролика – ловить лягушек. Он не повелевал муравьями, не диктовал свои условия Луне или Солнцу.
Он был божественной составляющей своей маленькой вселенной, получившейся из одной улицы с пятью домами на ней, огромной ветлы над колодцем, огородов, коз, коровы, лошадей, собак, двух кошек, бабы Клавы, которая не тянула на Еву, но у которой был свой небритый Адам.
Клавин Адам был воистину воплощением крепкого мужского духа, и бабкина изба каждой щелью и каждой тряпкой впитала в себя Адамовы миазмы.
Летом, просыпаясь и одним глазом рассматривая утро (другой глаз почти всегда оказывался в полосе солнечного света, большим прямоугольником пересекающей комнату, а потому Ах привык начинать утро одноглазым), Ах слушал кряхтение Адама, вытаскивающего ведро с водой из колодца, а потом его же удовлетворённое постанывание, когда, несмотря на все запреты бабы Клавы, тот жадно прямо из ведра пил сладкую воду, заливая водой белёсую майку и ноги, втиснутые в шлёпки.
Ах ощущал жажду Адама как свою собственную, и, быстро натянув штаны, торопился к колодцу, чтобы разделить с Адамом удовольствие. Они стояли, два дурака, и смаковали холодную водицу, Адам – прильнув к ведру, Ах – стуча зубами по краю алюминиевой кружки.
Это было таинство водопоя, как у животных, и удовлетворение утоления жажды могло испортить только что-нибудь удивительное или ужасающее, но ничего такого в их вселенной не происходило.
Вселенная, как полагается, раскручивалась по спирали, и происходящие в круговороте природы мелочи нанизывались на годовые кольца, как бусины на нитку чёток – друг за другом, отдельно, но взаимосвязанно.
Ах уже пять лет содержал маленькую ферму по разведению собак, дела его шли хорошо, щенки пользовались спросом, и дело у Аха было организовано таким образом, что не потенциальные покупатели выбирали питомцев, но Ах выбирал будущих хозяев, которые могли бы стать друзьями беззащитным малышам.
Детская любовь Аха к животным сыграла свою роль: однажды, спеша на работу, он увидел маленького зверька на руках у красивой дамы.
Солнце перебирало горячими пальцами пушистую длинную шёрстку на голове щенка, большие ушки просвечивали насквозь, и розовые отсветы оживляли припудренное лицо хозяйки этого чуда. Малыш покорно висел на сгибе даминого локтя, и хвостик, покрытый длинной белой шёрсткой, дрожал, прижатый к лапкам.
Ах застыл, очарованный.
Аху пришлось преодолеть обычное смущение, но это ему удалось на удивление быстро и безболезненно, то есть он и сам не понял, каким образом спустя несколько секунд уже оживлённо болтал с женщиной, впитывая информацию, как Сахара влагу во время редкого дождя. Сколько узнал Ах во время недолгого разговора! Сколько незабываемых впечатлений он получил, разглядывая четверолапого красавца!
Ах вымолил у хозяйки позволения прикоснуться к её питомцу, и трепетными руками, пригнувшись, погладил животное по голове и похлопал по розовому пузику. Малыш потянулся и облизал Аху нос.
После той судьбоносной встречи Ах потратил ещё несколько месяцев, чтобы досконально узнать всё о новом знакомце.
Конечно, это был не жираф, к которым Ах был пристрастен, но ощущения – ощущения от общения со щенком были такие же, как в детстве, при встрече с жирафом Федей в зоопарке.
Спустя некоторое время Ах раздобыл деньги и организовал ферму.
Долго ездил и выбирал место, но наконец-то нашёл, недалеко от Сергиева Посада, в деревне, состоящей из пяти домов и одной широченной улицы – теперь таких площадей в Москве не увидишь, всё позастроено.
