Большинство завсегдатаев заведения Маллориса в Дельта-секторе, состоящего из бара и меблированных комнат, даже понятия не имели о том, что же произошло на самом деле. По их разумению, случившееся было лишь очередным проявлением животных инстинктов, человеческого вожделения, толкнувшего мужчину и женщину в объятия друг к другу. Подобное было понятно всем. Многие были знакомы с животной страстью на собственном опыте или по крайней мере мечтали о таком сильном чувстве и могли это понять. Единственным необычным обстоятельством в данном случае непреодолимого влечения полов было то, что действие разворачивалось у всех на глазах. Но только единицы знали про эту историю еще кое-что.
На Дельсеке было не принято совать нос в чужие дела. Любопытствующие люди там не приживались, и это в значительной степени отличало эту половину станции Объединенных Добывающих Компаний от диаметрально противоположной – Альфа-сектора, прибежища интеллектуалов, законников и заправил бизнеса. Странствующие вольные старатели, проштрафившиеся пилоты, пьяницы и мечтатели всех мастей, люди не принятые или изгнанные с Альфы, убеждались во вреде любопытства каждый по-своему, но бесповоротно и навсегда. Все старались побольше быть себе на уме, не появляться в неправильных местах в неподходящее время, не задавать не тех вопросов и не замечать ненужных вещей, происходящих не так, как надо. Неприятности не были нужны никому.
Для них случившееся было крайне тривиальным.
Все началось с того, что Морн Хайланд появилась у Маллориса на пару с Ангусом Фермопилом.
Они не могли не привлечь всеобщее внимание хотя бы потому, что абсолютно во всем, на сто процентов отличались друг от друга. Она была одета в поношенный и грязный комбинезон с чужого плеча, похоже, украденный из чьего-то шкафчика в раздевалке, но при всем при этом была потрясающей женщиной, с телом, вызывающим томные стоны у пьяниц, и бледным, изысканно прекрасным лицом, заставляющим трепетать сердца мечтателей. В противоположность ей, ее спутник был чернявым неприятным типом с отвратительным характером, самым отвратительным из тех, кто когда-либо швартовал свои корабли к Станции. Он был смугл и массивен. Носил густые бакенбарды и лицом чем-то напоминал рептилию. Мощные руки и кривые ноги крепились к кряжистому, тугому телу, преисполненному злобой и желчью.
Никто не знал, как ему удается управлять, а тем более причаливать к Станции свой корабль – ржавую жестянку невероятно длинной и неуклюжей конструкции. Как утверждала молва, а внешний облик и поведение на людях Ангуса отлично подтверждали это, он был скор на расправу как со своими врагами, так и с компаньонами. Большую их часть находили убитыми или умершими от истощения и жажды запертыми или не находили вовсе.
Все соглашались с тем, что сам он тоже должен кончить тем же: либо получив заряд в спину, либо заживо сгнив в заключении.
Смотреть на Морн и Ангуса было одновременно и интересно, и жутко. Она неотрывно следовала за ним и повиновалась во всем, имея при этом выражение крайней степени отвращения на лице, а он – обращался с ней как с наложницей или, хуже того, рабыней, торжествующе полыхая во все стороны взглядами желтых диких глаз. Внешний вид пары распалял воображение. «Если бы я смог отнять ее у него! Если бы она была моей!» Окружающие просто ели их глазами. Но все это было лишь прелюдией к нашей истории.
Ни для кого не было неожиданностью, что ее тело и мужественное тело Ника Саккорсо мгновенно, как только они впервые заметили друг друга, соединили невидимые нити почти осязаемых токов.
По ряду причин Ник Саккорсо относился к наиболее выдающимся личностям Дельсека. У него был собственный корабль, юркий небольшой фрегат с прыжковым двигателем и опытным экипажем. Он считался пиратом, но в рассказах о нем не было и следа кровожадности, а в большой степени превозносилась его смелость и удачливость. Врожденная притягательность помогала ему подчинять себе мужчин и покорять женщин. Единственным минусом в его облике красавчика-кавалера были шрамы на лице, прямо под глазами, выразительно отражающие перемены настроения Ника и наливающиеся темной кровью, если Ник видел нечто, что страстно хотел иметь. Кое-кто болтал о том, что, дескать, эти шрамы Ник сделал себе сам, для пущего эффекта. Однако это можно было запросто отнести к слюнявой и завистливой трепотне, так как во все времена никто лучше таких людей, как Ник, не подходил для язвительных и самых фантастических сплетен.
