Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо. Прекрасная, любящая, верная и преданная, ты единственная в мире.
Тучи цвета старого кровоподтека, низко нависшие над полем боя, тяжело и величественно двигались в сторону немецких траншей. Бригадный генерал Шон Кортни провел во Франции всего четыре зимы, но уже научился предсказывать погоду почти так же точно, как в родной Африке. Навыки фермера и скотовода никуда не исчезли.
– Вечером пойдет снег, – сказал Шон, и лейтенант Ник ван дер Хеевер, его адъютант, оглянулся через плечо.
– Я бы не удивился, сэр.
Ван дер Хеевер был плотного сложения. Кроме ружья и обязательного снаряжения, он нес на плече брезентовую сумку, потому что генерал Кортни собирался отобедать в офицерской столовой второго батальона. В данный момент полковник и офицеры этого подразделения знать не знали о выпавшей им чести, и Шон злорадно улыбнулся, представив себе, какую реакцию вызовет его неожиданный визит. Это потрясение отчасти могло компенсировать то, что они несли в сумке: полудюжина бутылок вина и гусь.
Шон прекрасно знал, что офицеров смущают его неуставное поведение и привычка внезапно и без сопровождения штаба появляться на переднем крае. Неделю назад он подслушал разговор майора и капитана по полевому телефону.
– Старый ублюдок думает, что он все еще на войне с бурами.
– Неужели вы не можете посадить его в клетку при штабе?
– Как посадить в клетку слона?
– Ну, в следующий раз хоть предупреди нас.
Шагая за своим адъютантом, Шон снова улыбнулся. Полы его шинели хлопали по ногам в крагах; под каской в форме супницы был повязан теплый шелковый шарф. Доски под ногами генерала проседали, и грязь булькала и выступала между ними.
Эта часть передовой Шону была незнакома – бригада переместилась сюда всего неделю назад, – но зловоние было тем же, что и везде. Тяжелый дух сырой земли, смешанный с вонью гниющей плоти и испражнений, застарелый запах сгоревшего бездымного пороха и взрывчатки.
Шон принюхался и с отвращением сплюнул. Он знал, что через час привыкнет и перестанет замечать этот смрад, но сейчас он встал колом в горле, как застывший жир. Генерал снова посмотрел на небо и нахмурился. Либо ветер слегка изменил направление, либо люди в этом лабиринте траншей свернули не туда: облака катились не в том направлении, куда им следовало двигаться согласно карте, которую Шон держал в руке.
– Ник?
– Сэр?
– Вы не заблудились?
Шон увидел, что молодой младший офицер неуверенно оглянулся. По крайней мере с четверть мили траншей были пусты, спутники не встретили среди высоких земляных стен ни одного человека.
– Нам надо осмотреться, Ник.
– Есть, сэр.
Ван дер Хеевер устремил взгляд вдоль траншеи и нашел то, что искал. На следующем перекрестке к стене была приставлена деревянная лестница. Она доходила до самого бруствера из мешков с песком. Лейтенант направился к ней.
– Осторожней, Ник! – крикнул ему вслед Шон.
– Все в порядке, сэр, – ответил молодой человек и прислонил ружье к стене у лестницы.
Шон считал, что они еще в трех-четырех сотнях ярдов от передовой.
Быстро темнело. Из-за густых облаков все вокруг приобрело слегка лиловый оттенок. В такую погоду попасть в цель трудно, к тому же Шон знал, что ван дер Хеевер опытный солдат: он выглянет из-за бруствера быстро, как мангуст из норы.
Шон смотрел, как адъютант на самом верху прижался к стене, на мгновение высунулся и тут же убрал голову.
– Холм слева от нас, но слишком далеко, – сообщил он.
Ник имел в виду низкое круглое возвышение, поднимавшееся всего на сто пятьдесят футов над однообразной равниной, почти лишенной ориентиров.
Когда-то холм был покрыт лесом, но сейчас там торчали лишь обломанные стволы высотой по пояс, а склоны были изрыты воронками от разрывов.
