Даргон Фаррский задумчиво сидел на
самом краю обрыва, с которого открывался воистину потрясающий вид.
Величественные волны Пограничного моря с нескончаемым азартом
бились о подножие скалы, пенились, откатывались обратно и вновь
возвращались, штурмуя неприступную твердыню гранита, на вершине
которой возвышался замок. Его замок, который он лично высек из
части этой самой скалы. Разумеется, не голыми руками, а магией, ибо
он не какой-то там человек. Нет, он – гизар, высшее существо на
этой планете. Выше него только Богиня! Почему же тогда?..
Но все его вопросы оставались без
ответов, ведь он их так и не соизволил озвучить. Никому. Даже
морю.
С непримиримой яростью волны осаждали
неприступную крепость, словно надеялись, что однажды твердыня
падёт, и они заполучат в свою власть обитель гордого крылатого
правителя, который настолько уверился в своём величии, что ставит
себя слишком высоко, на деле являясь лишь гостем в этом мире. Его
подданные в большинстве своём ничем не отличаются от него. И дело
не только в том вызове, который ежедневно бросают мужчины,
тренируясь над неспокойными водами, но и в потребительском
отношении ко всему, даже к стихии. И она жаждала освободиться от
них, правда, безрезультатно, ибо сила гизаров была воистину
огромна.
Что уж говорить о местных жителях, с
которыми они общались исключительно в высокомерной, более того,
ультимативной форме. Редкие исключения лишь подчёркивали правило. И
только Хэриот – Тёмная Богиня, некогда приютившая скитальцев, ибо
свой мир они давно разрушили, могла на них влиять. Хочешь – не
хочешь, но приходилось соблюдать основные правила, такие как: не
истреблять коренных жителей без веских на то причин, беречь природу
в меру своих сил (что они делают весьма своеобразно, да) и с
некоторых пор стеречь границу между континентами Светлых и Тёмных.
А ведь так всё хорошо начиналось: новый мир, новая надежда…
В отчаянии он сплюнул в непокорные
волны, которые до боли напоминали его самого, с непримиримым
упорством пытающегося спасти свой народ от вырождения. Сколько
местных самок он пытался оплодотворить? Не счесть! Большинство не
способно было даже зачать, те «счастливицы», которым это удавалось,
не выдерживали и первого триместра беременности, ибо дух их слаб.
Об этом ясно говорила их аура, но кто не рискует, тот… не
размножается.
- Повелитель! – окрикнули его сверху. –
Фаргон прибыл от землянки.
- Иду, - встрепенулся Дарг, слитным
движением отталкиваясь от камней и взмахивая мощными крыльями цвета
безлунной ночи.
Некогда серебристая, а сейчас просто
белая вязь по их контуру ясно говорила, что мужчина вдовец.
Кисточка гибкого хвоста, служившего отличным балансом при полёте, а
также боевым орудием, была заплетена в косу – знак того, что он до
сих пор носит траур.
Увидев на одной из башен фигуру
племянника, он молниеносно сменил направление. Надежда,
плескавшаяся в его очах цвета тёмно-зелёных мхов Великого Севера,
некогда росших на прародине гизаров, была видна издалека. Фаргон
даже поёжился, ибо новости он принёс… своеобразные. И как их
преподнести гордому правителю – тот ещё вопрос. К счастью, для
начала они спустились по винтовой лестнице в кабинет, дабы
сохранить приватность беседы. Всё же речь о будущем их народа, а не
праздный разговор об урожае местных слив.
- Ну как? – нетерпеливо вопросил
Даргон, усаживаясь на подлокотник своего роскошного кресла.
Ни много ни мало, а сделано оно было из
могучего Древа, покрывала его шкура гигантского ждрыха[1],
предварительно очищенная от миазмов защитной железы зверя. К слову,
раньше там лежала совсем другая шкура, но, к великому сожалению,
истлела, несмотря на магические ухищрения. Только кресло – одно из
немногого, что смогли взять с собой гизары из своего умирающего
мира, оставалось неизменным. Разве что вмятина от жёсткого
повелительского седалища говорила о его долгой жизни и нелёгкой
судьбе.
