Часть 1.
Танкоград
Военный госпиталь в Перми, декабрь 1941 года.
– Машина она хорошая. Только доработать надо бы…
Краснов поправил повязку на голове и потушил самокрутку об каблук кирзового сапога.
– Так и не вспомнил, как из танка выбрался? – Березовец уставился на механика-водителя подбитой тридцатьчетвёрки.
– Не помню. – Виктор потёр лоб здоровой рукой, достал кисет и протянул Березовцу. – Сверни-ка ещё.
Тот достал заготовленные газетные листочки, обильно отсыпал табака, скрутил козью ножку, прикурил её от керосиновой лампы и протянул Краснову.
– А экипаж значит того… – Березовец шмыгнул носом. – Неужто сразу всех накрыло?
– Все сгорели в танке…– Краснов затянулся и задержал ядрёное курево в груди, будто захотел и сам сгореть в табачном дыму. – Командир как чувствовал…
– Чего чувствовал?
– Да мы когда танк опробовали, каждый раз с этим люком мучились. Открыть не могли. Там замок шибко тугой. Командир даже комбату жалился. А тот своё – солидолом смажьте. Смазали… А толку? Не смогли ребята люк открыть. И сгорели все.
– А может и некому было открывать? – Березовец напрягся и подался вперёд. – Ты то почём знаешь? Не помнишь же говоришь…
– Это правда. Не помню. – Краснов посмотрел на дымящуюся самокрутку. – Но я почувствовал.
– Это как же так?
– А вот так. Когда осколками по спине полосонуло, меня как осенило, перед тем как потерять сознание. Будто кто-то в шлемофон сказал.
– Чего такого сказал? – Березовец от нетерпения засучил ногами.
– Что-то такое, что броня в танке хрупкая, не тот процент молибдена и никеля…
– Чего-чего процент?
– Молибдена и никеля.
– Это что такое?
– Я и сам не понимаю. Говорю же, услыхал в шлемофоне. И ещё что-то про форму башни танка. Вроде как конструкция хорошая, но не революционная. А дальше всё провалилось куда-то.
– И всё?
– Да вроде всё. – Краснов на мгновенье задумался. – Потом вроде как сон видел.
– Что за сон?
– Будто лечу я над полем, а там целые полчища черепах. Я спустился пониже и вижу, что это не обычные черепахи, а железные. Бронированные. И ползут в одном направлении. А вместо голов у них пушки. Громадные такие… – Краснов замолчал
– И дальше что?
– Дальше очнулся здесь. Весь перебинтованный. Даже не помню, как в эшелоне ехал.
Березовец спрыгнул с подоконника и зашагал вдоль коек. Неожиданно он остановился в метре от Краснова и пристально впился в него взглядом.
– А ты в курсе, что твой танк не подбили?
– Как это не подбили? – Краснов от неожиданности выронил самокрутку.
– Вернее подбили уже после того, как тебя вытащили. Ты только наполовину из водительского люка сумел выбраться. В кровищи весь. Тебя вытащили, стали хлопцев звать, а там тишина. Тут фриц из-за пригорка выскочил. Из короткоствольной в самое моторное отделение угодил. Вот так ребята сгорели. Но они уже тогда не отзывались. Видимо осколками всех посекло.
Березовец перевёл дыхание и снова взобрался на подоконник.
– Я тут подслушал докторов насчёт тебя. Шестнадцать осколков у тебя из спины достали. А вот в голове два остались. И знаешь, что врач, который бошки оперирует сказал?
Краснов беспомощно посмотрел на собеседника и обречённо опустил руки.
– Сказал, что осколки попали в какую-то важную зону мозга и их уже не достать. А ещё сказал, что галюники разные у тебя могут наблюдаться. В общем, годен к нестроевой. Повезло тебе, парень. Закончил войну. Теперь выздоравливай и на трудовой фронт.
Южный Урал, Лучеград, наши дни.
Олег несколько раз проверил на компьютере исходный код и откинулся на спинку инвалидного кресла, изготовленного по спецзаказу в Голландии и восхищённо посмотрел на племянницу.
– Галя, это нужно как следует зашифровать и никому не показывать. По крайней мере пока. Ты понимаешь, что это означает?
