Под палящим зноем пустыни окровавленный мальчик полз по песку в надежде остановить человека. Из руки хлестала кровь, но он полз, отчаянно и истерично выкрикивая:
– Не уходи!!! Пожалуйста, не бросай меня!!!…
Тот, кому он верил. Кому он доверил всего себя, предал, уходя за неприступную, дарующую спасение Грань.
Мальчик чувствовал, как наваждение одолевает его рассудок. Пронзающее сердце горе сменяло безумие. Поедая раскаленные песчинки, он неосознанно начал бить себя по лицу. Мальчик остался один. Один на один с пустыней и наваждением, которое быстро порабощало его детский, не окрепший разум.
Вечер. Солнце медленно уходило за горизонт.
– Я жду объяснений, Ник! – отчитывала детдомовца директор в своем мрачном кабинете.
На полках ровно стояли потертые книги. Местами распустившиеся темные шторы были связаны старой тесьмой. На прохудившемся сером диванчике не было и пылинки, а возле скрипящего стула стоял мальчик, со стыдом опустивший немытую голову.
Директор вздохнула, успокоив пляшущие от злости нервы, и облокотилась на спинку старого, деревянного кресла. Женщина в возрасте смягчила строгий тон:
– Ник… ну ты же понимаешь, что воровать нельзя. Тем более артефакты, стоящие денег, которых у нас и так мало. Ну, вот зачем тебе понадобился ровнитель? Им же стены закладывают на стройках. Ну, вот объясни мне, зачем?
Мальчик взглянул на директора и снова опустил стыдливый взор.
– Я хотел его на подарок обменять, – пробубнил воришка.
– Ник, я понимаю, что у тебя день рождения, но мы не можем позволить себе подарки, тем более таким путем. Ты это понимаешь?
– Да, – промычал.
– Я не слышу, – строго сказала директор.
– Понимаю, мисс Алланда.
– Чтобы завтра вернул артефакт обратно. Понял?!
– Да, – опять промычал.
– Не слышу.
– Да, я все понял, мисс Алланда.
– Еще раз подобное повторится, и будешь чистить туалеты. Все, иди ужинать. Не забудь помыться и постирайся, наконец, а то от тебя разит как от навозной кучи, и на вид ты грязный, как чушка!
Хулиган закрыл дверь в кабинет и оказался в освещенном оранжевым закатом коридоре.
Навстречу ему бежала голубоглазая, конопатая девочка, без переднего молочного зуба в сшитом на уроках домоводства розовом сарафане. Ее длинные рыжие косички ритмично болтались за худенькой спиной. Она громко и протяжно позвала мальчика с другого конца коридора:
– Ни-и-ик!
Мальчик посмотрел на нее и приободрился.
– Ну что? Сильно досталось? – поинтересовалась подруга.
– Нет, даже не наказали!
– Везет! А меня за прошлую выходку аж высекли. До сих пор попа болит, – зажёвано говорила озорная девчонка, поглаживая пятую точку.
– Но сказали, если еще что-то украду, то буду чистить туалеты.
– Фу!
– Да, туалеты это фу!
– Да нет же, от тебя фу! Иди помойся, – побежала она.
– А как же ужин?
– Я его тебе в комнату отнесу.
– Не надо, Сакс его съест!
– Я посторожу, – крикнула подруга, забегая на лестничный пролет.
Ник пошел в свою комнату. Он взял одежду, мыло, мочалку, тазик и направился в баню.
В отличие от облезлых помещений детдома, в котором жил сорванец, баня смотрелась довольно привлекательно. Предбанник был оббит деревом, на полу и стенах находилась вся необходимая утварь, а в дальнем углу стоял служащий детдому долгие годы старый артефакт, перерабатывающий топливо этого мира «ману», в тепло.
Мальчик постучал кулаком по барахлящему артефакту в виде печки, и поставил на него греть ведро с водой. Когда жидкость забурлила, он разбавил ей ледяную воду в тазу, вновь наполнил ведро из ржавого крана и поставил греться.
Ник разделся и понюхал свои уж давно не стираные носки.
