Корабль дал течь, и все знали, что капитан лжет. И он сам тоже знал, что эта страшная правда известна всем, но с невозмутимым лицом продолжал врать. Слишком поздно говорить правду. Зачем людям знать, что никто не придет им на помощь и никого не вытащат из глубокой темной воды. Люди продолжали безмятежно прогуливаться по палубам, закутываясь в твидовые пледы. Кто-то смеялся, громко, навзрыд, словно бы почти плакал, а официанты в белоснежных ливреях подавали шампанское в высоких бокалах из хрусталя. У всех официантов были одинаковые лица, определенно все они были – identical twins[3], и это было странно и ненормально, они просто не могли быть рождены одной женщиной. Десятки мужчин с одинаковыми глазами, разрезами ртов, с совершенно одинаковыми выражениями лиц.
Этого не может быть. Линия горизонта сливалась одна на другую накатывавшимися волнами, и разглядеть ее было сложно, будто она каждую секунду теряла четкость и резкость. Как если бы Арина смотрела на горизонт в бинокль, фокус которого каждую секунду кто-то крутит то вперед, то назад. Но одно было отчетливо видно – с каждой минутой линия горизонта опускалась все ниже, и темная, похожая на масло вода приближалась.
В какой-то момент высокая рыжеволосая девушка в платье с цветастым принтом в стиле семидесятых потеряла равновесие на накренившейся палубе. И волосы, и платье, и даже смех девушки были настолько ярче всего остального, что создалось ощущение, будто она вписана в пастельную картинку фломастерами. Девушка показалась Арине смутно знакомой. Все здесь казалось ей смутно знакомым. Рыжеволосая вскрикнула и неловко опустилась на палубу, но быстро вскочила в попытке скрыть следы своего падения как нечто неприличное, за гранью этикета – позорное.
Как я сюда попала?
Этого Арина не смогла вспомнить. Никогда бы она по доброй воле не зашла на этот корабль, не дала бы утянуть себя в открытый океан, полный темной воды. Но память отказывала ей, и прошлое растворялось в темных кругах на воде. Она с трудом помнила, кто она. Собственное имя застряло у нее где-то в глубинах сознания, сплетая тугую косу из слов, не имеющих одно к другому никакого отношения. Белоснежка. Нет, Арина. Нет, Белоснежка. Я люблю тебя. Самолет прилетает через полчаса. Горячий чай. Рыжие волосы и темные глаза. Ветер такой холодный, что пронизывает насквозь. Может ли она находиться в двух местах сразу? Может ли ей быть одновременно и жарко, и холодно?
Максим!
Она тут же вспомнила его лицо, и ей пришлось изо всей силы вцепиться в поручни, чтобы не упасть. Корабль накренился. Арина крепко зажмурилась и попыталась сосредоточить мысли на красивом, чуть заросшем щетиной лице, на внимательных серых глазах, на темной взлохмаченной гриве волос. Она видит, как сильно он чем-то встревожен и хочет ей что-то сказать. Но она не желает ничего ни слышать, ни знать, и все, чего она хочет – это чтобы он поцеловал ее. Чтобы взял ее за руку и увел за закрытые двери, где она снова оказалась бы в его власти. С того момента как она впервые увидела это серьезное неулыбчивое лицо на обороте брошюры фотовыставки «Ненависть», она уже не могла жить без огня его глаз и без этих сильных рук, от прикосновения которых в глубине ее тела разгорался пожар. На той фотографии его лицо будто выступало из лазурной бездны океанской воды. Теперь в эту бездну погружалась она.
![Я подарю тебе новую жизнь [редактируется]](/uploads/covers/f5/f54ca80278425c43f7765ead1926a39f9b3eb8f2.jpg)
