Субботнее утро оно и есть субботнее.
Хорошо бы выспаться, но о встрече просил Суворов, поэтому Сергей появился в кафе при автозаправке точно в девять утра, благо, спозаранку, но ко времени позвонил Мишка Чугунок, хряк окабанелый, неистовый – давний приятель, ныне активно бегающий от кредиторов.
«Привет, Серега! Не спит соловей томский?… – Артикуляция у Чугунка была необычная, торопясь, он некоторые слова произносил невнятно. – Вопросами меня не томи, – (Сергей и не собирался томить его вопросами), – я к тебе издалека. Сам буду говорить, время денег стоит. Дело тут у меня наклюнулось, весь на старте. Если всё хорошо пойдет, через месяц подарю Суворову одну книжку. В Омске присмотрел. Из библиотеки Мартынова. Слышал про такого? Да нет, не тот, который убил Лермонтова, брось прикалываться, – заржал Чугунок, он любил шутку. – Книжка называется „Цоца“, в ней всего двенадцать страничек. Суворов такие любит. Говорят, что в России таких книжек сохранилось штук пять. Вот и подарю Суворову „Цоцу“, пусть радуется, нормальный человек все равно в ней ничего не поймет. Это тебе не туалетная бумага с переводными картинками. А то привыкли: „Мишка дурак! Мишка дурак!“ А какой Мишка дурак? У Мишки просто жизнь нервная. Сегодня Мишка здесь, завтра там. Занимаешься бизнесом с уважением к людям, а тебе все время твердят, что завтра придет дядя со звездой на шапке и с револьвером в крепкой руке, и все отнимет. Не спорь, у Мишки не слабая жизнь».
«А я и не спорю, – усмехнулся Сергей. В наклюнувшееся Мишкино дело он не верил. – У тебя что, опять облом?»
«Да нет, я весь на старте, – стоял на своем Чугунок, он не любил длинных бесед. – Мне бы тут деньжат для начала…»
Ну и так далее.
Чугунок всегда звонил в неурочное время, чаще всего под праздники. От души поздравлял с полузабытым Днем рыбака, или с совсем уже позабытым Днем танкиста, а то и с праздником Великой Октябрьской Социалистической революции. Все помнил, пыхтел, торопливо выговаривал каждое слово, правда, не каждое внятно, а уж потом, как бы между делом, вворачивал просьбу. Ну, штуку там, может, две. Больше ему не надо. Он ведь весь на старте, штуки две (баксов) ему нужны для подогрева.
В принципе, Сергей никогда не отказывал Чугунку.
Но позвонив, Чугунок чаще всего надолго исчезал. Иногда очень надолго. Видимо, многочисленные рассерженные кредиторы не давали Чугунку засиживаться на одном месте. Сергей дивился: вот совсем неглупый мужик, работящий, многое умеющий, а валяет дурака, живет пустыми иллюзиями, хватается за соломинку, вновь и вновь залезает в долги, а лучше бы работал.
Как упомянутый Суворов, к примеру.
С Философом, как прозвали Суворова в дружеском кругу, Сергей близко общался с давних пор. А знал и того больше: еще с провинциального Киселевска, где Суворов после окончания Саратовского университета преподавал в Горном техникуме. Потом оба доцентствовали, уже в Томске. Философ в университете, Сергей в Политехе. Редкий человек. Случалось, что Сергей специально ходил на его лекции.
Суворовский натиск.
Иначе не скажешь.
Среднего роста человек, шатен, ничем особым не заметный, ну, может, с чуть более высоким, чем у других, лбом, немного глуховатый на левое ухо, постоянно поддергивающий полы пиджака, будто пиджак, пошитый в Лондоне, действительно мог плохо сидеть на его узких плечах, Суворов, поднимаясь на кафедру, преображался.
«Уважаемые коллеги, – сипловатым голосом обращался он к студентам. – Если мы с вами правда живем в лучшем из миров, то каковы же другие?»
Вопрос действовал.
Философ сразу же загорался.
