Виталик широко раскинул руки и ухнулся вниз. Верёвка жадно врезалась в горло, наждачкой протёрла кожу. Юноша затрепыхался, но недостаточно натёртая мылом, верёвка неторопливо сжималась на горле, вместо того, чтобы резко удушить. Виталик вцепился в неё руками, стараясь облегчить петлю и унять перетирающую кожу боль.
Кирпичные дома-близнецы, в три подъезда и три этажа, смотрели друг другу в окна, скалясь балконами. Между ними болтался юноша: верёвка от его шеи тянулась к парапету на одной из крыш.
Кирпичных братьев разделял двор с детской площадкой, песочницами, лавочками и узкой полосой невысоких, круглокронных деревьев. С одной стороны, домишки отрезала от остального мира узкая линия железнодорожных путей; с другой мостились, кренясь друг на друга, как опята на пеньке, сарайчики-полуземлянки. Стены от полуметра до полутора вырастали из земли. Вокруг бегали куры и гуси, громоздились пирамиды связанных бечёвками дров – хозяйство местных. Вдаль тянулось поле с декоративными оградками – квартирантам полагались участки по четыре-шесть соток: под огороды.
Казалось бы, местные должны были сбежаться на такое зрелище, как висельник, особенно учитывая, что он болтался прямо перед окнами соседей… но Виталик давно уже не видел жителей. Поначалу они вежливо здоровались, а он чурался их, отворачивался, вжимая голову в плечи. Они шушукались, потом перестали замечать странного парня, а потом и вовсе исчезли. Они всегда казались Виталику какими-то неправильными, чужими, страшными, непривлекательными и не вызывающими никакого внутреннего отклика – обезличенные существа, оболочки без наполнения. Да и мир вокруг – полупрозрачный, почти бесцветный… Не будет больше этого серого невразумительного пятна… так думал юноша, шагая с крыши с петлёй на шее.
Заскрипела, накренилась секция ограждения над головой и выломалась. Виталик вновь полетел, кувыркаясь в воздухе, так, что небо с землёй смешались перед глазами. На этот раз полёт завершился жёстким приземлением. Притяжение вогнало в ноги колы боли, от чего парень повалился на бок.
В глазах почернело, и они налились тяжестью. Виталик посильнее зажмурился.
Когда тьма отступила, тело застонало на все лады. Кряхтя, Виталик перевернулся на спину. Верёвка прошерстила по стёртой шее. Он выругался и попытался снять петлю. Но попытка поднять руку отозвалась гудением в спине, и парень предпочёл замереть.
– Даже повеситься нормально не мог, – услышал он недовольное бурчание над головой. – За что я привязана к такому неудачнику? Нет, ну скажите? Я, с моими талантами? Он даже… пффф.
Кара вошла в поле зрения. Худая, бледня, с глазами навыкат, невыразительного болотного цвета, крупным носом и широкой линией рта, тощая и плоская, как подросток, с торчащими костяшками запястий и ключиц, она напоминала наркомана.
– Слушай, – девушка присела на корточки, нависнув над головой самоубийцы-неумехи. – Покончить с собой ведь не такая сложная задача. Ладно, допустим, всё в жизни делаешь наперекосяк, но хоть один раз сосредоточиться и подойти к делу серьёзно можно? Недоразумение какое-то, а не парень.
– Серийный самоубийца, – смешивая слова с кашлем, ответил Виталик. Кажется, лёгкие тоже отбил. И на языке ржавый привкус крови.
– Ладно, пошли, неудачник. Раз уж ты не умер, нужно проплатить Интернет.
– Тебе нужно, сама и проплачивай, – огрызнулся Виталик и рывком скинул с шеи петлю.
Кара замерла, обернулась медленно. Её взгляд через плечо одарил неудавшегося самоубийцу волной холодного презрения. Она не ответила, вскинула подборок и, выкидывая ноги вперёд, претенциозно зашагала к углу дома.
