В предлагаемых рассказах, дорогой читатель, нет ни одной придуманной истории. Все события выхвачены из жизни, имеют свою географию и своё время, только пропущены через моё чувство и моё понимание прожитых лет.
Я стал писать очень поздно и знаю, что мои рассказы не имеют свежести восприятия подаваемого, только что приготовленного, блюда, приправленного недавно сорванными специями с грядки времени. Конечно, я смотрю на все прошлые события через призму пролетевших лет, и они, я думаю, замешаны, хочешь не хочешь на каких-то философских, лично мной усвоенных, постулатах.
В этом сборнике есть несколько рассказов – я их поместил в конце – списанных с совсем недавнего времени. Поэтому, по современным понятиям, они могли бы больше классифицироваться как эссе. Но я рассчитываю, что мои книги проживут какое-то время, прежде чем их выбросят на растопку шашлычных костров, и уже сам читатель, нарастив на них литературного жирку времени, воспримет как развлекательные опусы.
И именно последние рассказы, списанные из событий последних лет, я назвал бы прозой жизни. А все мои воспоминания далёкого прошлого я писал, как бы это выразится, продиктованными перебродившим сознанием жизненной закваски… в этил поэзии. Душа моя уже была опьянена величием калейдоскопа событий прошлого времени. – Ведь правильно говорят – «Лицом к лицу – лица не увидать…»
Поэтому не нужно удивляться, что один из своих рассказов – «Один патрон», я назвал поэмой. Я назвал бы поэмой и другой рассказ – «А есть ли Бог?». Но это я делаю только в предисловии.
Конечно, если подойти буквально, то поэмой является только стихотворное произведение. Но это с точки зрения догмы, с точки зрения, одного, или группы литературных мужей, считающих, что своим определительным законом они наглухо забили и законопатили пути продвижения вперёд!
Но, на мой взгляд, поэзия не является математикой, а только её двоюродной, или, пусть даже, родной сестрой! Она более вольная, имеющая больше возможностей для исследовательской деятельности, потому что география её исследований имеет гораздо больший радиус, чем у математики.
Для математики – два, умноженное на два, во все времена и при всех правителях – всегда четыре!
Что касается меня, то когда я писал свои рассказы – моя душа, да и вся моя сущность была полностью погружена в поэтическое творчество, и я чувствовал его вибрацию и его ритм.
Ещё хочу сказать, что мой первый и самый жестокий критик является поэтесса и, одновременно, моя жена Елена Тарарина. Темы и стили у нас разные. Иногда – разный взгляд на текущую обстановку.– И хоть она и доводит меня, иногда своей критикой, до белого каления, но я ей благодарен за всё. Ведь я охлаждаюсь тогда от белого каления тем, что заливаю его (белое каление) новыми стихами и новой прозой, цепляясь зубами и руками за жизнь, чтоб написать больше! – Вылить всё то, что накопилось за мою долгую жизнь.
Ещё ремарка – большинство своих книг я издал, будучи мужем Е. Тарариной.
В остальном – судить вам.
Благодарю за внимание – Н. Колос
Как сейчас помню – пришёл я домой, не то что совершенно не пьяный, а совершенно трезвый. Бывает.
Пьянка состоялась по случаю открытия производственных мастерских художественного фонда одного небольшого городка, что примостился под сенью огромных терриконов. Нет, если бы это было в хвалёной, некоторыми влюблёнными нашими товарищами, Европе – то это Да! – Это большой город! А в нашей России, тогдашнем Советском Союзе – дребедень! Хорошо посчитать, то наберётся душ —тысяч так – двести пятьдесят, с примкнувшими посёлками. Посёлки примкнули, чтобы их тоже считали городом! – Престижно же! Вместе с новорождёнными, конечно!.. и ещё неучтёнными похоронками. – (Ну – то пустое) – Они тоже считаются.