Счастье, счастье… Что это слово значит?
Песня «Счастье?» группы «Король и Шут» («КиШ»)
Красные тяжелые кулисы медленно закрываются и прячут от меня размытые лица людей, будто сошедшие с картин Энди Денцлера. Наконец-то. Под перелив аплодисментов не слышно, как падает на сцену мое изможденное хрупкое тело. Если бы я не подышала перед выступлением под счет 4/10 и не положила бы под лямки обшитого монетками бюстгальтера вату с нашатырем, то и до конца номера бы не продержалась.
У меня было много наставников на протяжении всего времени, что я занимаюсь танцами. Я училась у лучших, и они научили меня дисциплине. Что бы ни случилось, будь добра явиться на выступление и выложиться по полной. Умерла и воскресла? Выступай. Не воскресла? Так и быть, пропустишь. Но только в этот раз, потому что профессиональные артисты так безответственно себя не ведут. А я-то профессионал.
Меня зовут София. Я безупречна и воскресну столько раз, сколько потребуется. Да, вместо духов у меня нашатырный спирт. Да, крови из моих мозолей хватит на подписи договоров со всеми демонами преисподней. Но на сцене совершенство моих движений и внешности завораживает, дурманит, заставляет зрителя забыться и утонуть в моем танце. Пусть я и слишком светленькая для Востока. Но уж не сильно светлее Шакиры, а ей это не мешает.
Только вот кому мне в нашем донельзя реальном мире продать душу, чтобы наконец-то отстать от себя и обрести счастье?
Я думала, что счастлива в отношениях. Моя большая и красивая любовь – это Павел Грац. Почти такое же совершенство, как и я, только под глазами синие тени из-за бессонницы. Но и они на его фарфоровом личике выглядят аристократично. Он вообще будто житель Петербурга времен войны с Наполеоном, да и на французском говорит как на родном.
Некоторые принимают нас с Пашей за брата и сестру: оба с правильными чертами лица, большими голубыми глазами и русыми локонами. Паша тоже выдающийся танцор. Мой ровесник. Только он будущий артист балета, оканчивает предпоследний курс в хореографическом. А я почти окончила первый курс в колледже культуры и искусств, отделение общей хореографии.
Позавчера был особенный для нас день: год с тех пор, как мы познакомились.
Никогда до этого мы не целовались там, где снуют десятки прохожих. Сибирь, самый центр крупного города. Последние майские деньки. После двух солнечных недель зацвела черемуха, и у нас опять похолодало. Желтые макушки мать-и-мачехи засыпало снегом.
Возле автобусной остановки мы с Пашей прилипли друг к другу так, будто на свете больше никого нет и этот момент – последний в истории Вселенной.
Все это было бы похоже на сцену из фильма о любви, если бы не одно но. Так мы расстались.
Этот поцелуй значил для меня больше, чем все другие. Он был важнее, чем даже самый первый из поцелуев. Тогда мы стукались зубами, потому что я не прекращала улыбаться.
В этот раз мы чувствуем зубы во время поцелуя не из-за моей неопытности, а потому, что периодически прикусываем друг другу то верхнюю, то нижнюю губу. Паша обнимает меня так, что мне почти больно. И в этой страсти есть что-то дьявольское.
Вот и всё. Приехал тринадцатый автобус, и мой уже бывший молодой человек скрылся за его дверями.
Теперь я свободна. Но такая свобода ощущается как опустошение.
Я стараюсь не глядеть на автобус и начинаю идти параллельно его движению еще раньше, чем он трогается. Крупные, как крылья бабочек, хлопья снега падают на мои щеки и моментально тают, сливаясь со слезами. Я прячу лицо за объемным шарфом.
