По темному небу россыпью раскинулись мерцающие точки. Они были так близко, что, казалось, их можно достать руками. Прохладный воздух донес слабое громыхание, горизонт осветили далекие синие всполохи. Сид хотел поднять руку, чтобы еще раз попытаться дотянуться до этих странных светящихся точек на небосводе, но, как всегда, ему это не удалось. Внезапно обессилевшая рука никак не хотела слушаться, всполохи становились все ярче, громыхание подбиралось все ближе и ближе…
– Пап, – вырвал его из сна детский писк. – Утро пять минут назад началось! Ну вставай же, ну!
Молодой темноволосый мужчина помотал головой, лежа на металлической полке, выраставшей прямо из стены и выполнявшей роль кровати; потер темно-карие глаза рукой, которая еще мгновение назад была словно онемевшая. Тесная комната без окон освещалась тусклым светом, исходящим прямо с потолка. Мебель составляли только две полки-кровати, металлический стул и стол со встроенным экраном. К такой комнате больше подходило определение «камера».
– Тебе опять снился сон? Расскажи! – тараторил маленький мальчик, донимая сонного отца.
Свет становился все ярче, а машинный голос тем временем сухо вещал:
– Сорок шестая вертикаль, рабочий день начинается. Сорок шестая вертикаль, рабочий день…
Мужчина привстал, провел ладонью по заспанному худому лицу с выдающимися скулами, бросил на мальчика тяжелый взгляд темных зрачков.
– Ну, пап! Тебе опять снилось небо, правда? – с надеждой в глазах затаился сын.
Сид ухмыльнулся и погладил мальчугана по черным мягким волосам.
– Небо, – кивнул он.
Глаза мальчика вспыхнули интересом и любопытством.
– Какое оно, расскажи.
– Оно, – медленно протянул Сид, – прекрасное.
– Хватит ребенку голову забивать чепухой, – раздался из прохода приближающийся твердый женский голос, затем показался силуэт. Невысокая женщина в возрасте с морщинистым лицом и первыми проявлениями седины в волосах отерла влажные ладони о потертый синий рабочий комбинезон. – Заставляешь его верить во всякую чушь, и, не дай бог, за ним из-за этого придут…
– Остынь, мать, и так тяжелый день предстоит, – резко встал с кровати Сид и замер. Резкая боль пронзила его ниже ребер. Он аккуратно положил руку на вздутый живот, но виду о том, что ему плохо, не подал. Боль быстро стихла, и Сид наспех поправил черный облегающий костюм с ребристыми вставками на груди и локтях.
Женщина махнула на него рукой и склонилась над внуком.
– Ол, хочешь кушать? Сейчас придет еда.
– Еда! – воскликнул мальчик и выбежал в соседнюю камеру.
Женщина раздраженно посмотрела на сына.
– Это последняя пища категории «Б». Что ты планируешь делать дальше? Категории «А» на нас троих не хватит.
– Возьму дополнительные полсмены, должны продлить «Б». У тебя как с работой, мам?
– Проводники чинить – нехитрое дело, много молодых набрали на горизонталь.
– Но по опыту ты их всех вместе взятых переплюнешь, – Сид аккуратно похлопал мать по спине. – Ладно, не пропадем, пойдем завтракать.
Кухня, как и все остальные помещения вертикали, не имела ни одного окна и тускло освещалась люминесцентным потолком. Раздался щелчок, и в черной гладкой стене образовалась прорезь, затем неразличимые до этого маленькие створки разъехались, обнажив кубическую полость, в которой стоял поднос с тремя мисками, полными белой массы, и сосуд с желтой жидкостью. Семья уселась за металлический стол, выраставший, как и кровати, из стены. Кроме стола в кухонной камере находились три стула, голые стены украшал лишь горшок с растущими в нем серо-желтыми грибами.
– Вчера у Ола прошла первоначальная загрузка, – начала женщина, – интересуйся хоть немного сыном.
– Серьезно? – удивленно глянул отец. – Совсем заработался. Ну-ка, Ол, иди сюда, посмотрим, чему теперь детей учат.
