I
Где дятлы поют странными голосами
В окрестностях Фонтенебло, близ ущелий Франшара, лес принимает дикий, странный характер; там местоположение перерезано вулканическими потрясениями. Там находятся глубокие бездны и огромные гранитные глыбы; это хаос, над которым возвышаются скалы, нависшие как бы чудом над пропастями. Смотря на них, можно принять их за гигантских сфинксов, стерегущих фантастический пейзаж.
Этот уголок французской земли имеет алжирский характер; он перерезан повсюду оврагами; скалы имеют тут теплый, красноватый колорит, как будто набросанный грубыми поцелуями африканского солнца. На бесплодной почве расстилается пурпуровый вереск, перемешанный с можжевельником с темными листьями, который придает этой пустыне вид брошенного кладбища. На дороге, едва проложенной, торчат остроконечные вершины скал, которые можно принять за черепа гигантов, побелевшие от времени.
Это Франшарское ущелье уединенно; только одни туристы пробегают его безмолвно, глубоко пораженные его свирепым видом; таинственный, неопределенный, но сильный страх овладевает вами в присутствии этих ущелий, так странно расположенных, что они ни к чему не ведут и не дают доступ никуда.
Такова рамка первой сцены нашей драмы, происходящей в 1804 г.
Был вечер в конце лета, одна из тех минут, когда воздух неподвижен и, предвещая грозу, сохраняет едкий запах сосен, когда из жгучего песка в ущелья доносятся удушливые испарения. У этих тяжелых вечеров бывают безмолвные закаты солнца, во время которых запоздалые иссохшие листья на ветвях чуть колеблются от редкого и теплого дуновения воздуха. Это был час, когда хищные лесные звери приготовляются к ночной охоте.
Голос рыбного орла один нарушал угрюмую тишину, приветствуя своим зловещим криком приближение сумерек и угрожающей грозы. Однако, несмотря на эти неприятные признаки, два всадника со стороны Фонтенебло показались на горизонте. Силуэт их отделялся черно и резко на красном грунте горизонта. Они ехали молча и копыта их лошадей глухо ударялись о движущийся песок дурно проложенной дороги. В такой час присутствие этих двух человек в этом мрачном месте, так мало посещаемом в то время, трудно было объяснить. Наверно их не привлекало; бедное гостеприимство, которое могла им обещать жалкая гостиница, синеватый дым которой виднелся сквозь деревья, спокойно поднимаясь кверху. Наверно они не торопились, потому что лошади их шли шагом, выбирая по своей воле между многочисленными параллельными тропинками, проложенными чрез вереск. Впрочем, они медленно подвигались к жалкой гостинице, но хозяева, по-видимому, не управляли ими.
Однако; не смотря на их наружное равнодушие к дороге, эти два человека время от времени бросали вокруг себя вопросительные взгляды; внимание их к малейшему шуму доказывало, что они не без цели и прогуливались не без причины. Чего искали они? Что могли они надеяться найти в этой пустыне? Они как будто мысленно осматривали каждый куст, каждый пригорок и не видели ничего, ничего кроме неподвижности. Их внимательный слух ловил только безмолвие.
– Ну? – вдруг сказал один всадник, как будто спрашивая своего товарища и остановившись на развилке двух дорог.
– Я ничего не видал, ничего не слыхал, – отвечал другой: – однако мы должны быть на хороших следах.
– Мы должны?… Стало быть, ты не совсем уверен?
Всадник нахмурил брови.
– Поедем, – сказал другой.
Засунув оба пальца в рот, он закричал как испуганный и улетающий дятел. Вдали ему ответил тот же крик.
– Хорошо, – сказал первый всадник: – но когда так, зачем же никто не является?
– Сейчас узнаешь, – сказал другой, сжав бока лошади своими большими, угловатыми ногами. Бедное животное заржало от боли и тотчас послышался крик дрозда. Оба путешественника с живостью стали осматриваться во все стороны.
