Стоял летний полдень. Было безветренно и прохладно. Слегка накрапывало. По небу неспешно и важно проплывали темно-серые грозовые тучи, движущиеся со стороны Немвильского озера. Вот-вот должна была начаться гроза, хотя, впрочем, могло еще и распогодиться. Далеко не за каждым затишьем следует ненастье, и далеко не всегда штиль сменяется безудержным буйством бури иль урагана.
На дороге, идущей от города Немвил к побережью пограничного озера, было на удивление тихо и безлюдно. С самого утра по ней не проехало ни одной повозки, не промчался ни один всадник и даже не прошагал ни один бродяга-странник. Все, кто мог уйти, бежали еще вчера, возможно, навеки покинув родные дома, но все же лелея в сердцах надежду когда-нибудь вернуться под уцелевший кров, а не на поросшее травою пепелище. Голодранцы-разбойники и те покинули пограничные леса, почувствовав еще далекую, но быстро приближающуюся к герканским землям поступь войны.
Тревога и суета, охватившие восточную часть герцогства Муабит в последние дни, навсегда канули в прошлое, но их следы еще виднелись на простой проселочной дороге, еще сохранились до первого, уже скорого дождя. Сотни, если не тысячи, человеческих ног, конских да коровьих копыт так сбили и разрыхлили землю от обочины до обочины, что небольшой тракт, в особенности в его наиболее узкой, лесной части, походил скорее уж на поле, подготовленное к посеву. Изрядно потрудились над многострадальной колеей и десятки деревянных колес, большая часть которых не выдержала нагрузок непредвиденного, поспешного перехода и осталась гнить по оврагам да кустам вдоль обочины. Впрочем, обломки были далеко не единственным хламом, оставленным беглецами у дороги. Перевернутые сундуки с разбросанным вокруг них тряпьем, полевой инвентарь, битые черепки бедняцкой глиняной посуды и множество иного крестьянского барахла – все это превратило дорогу в огромную, растянувшуюся на несколько миль свалку.
Усиливающийся с каждым часом страх перед приближавшейся войной и развалюхи-телеги, не приспособленные для долгих поездок, заставили простой люд постепенно избавляться от лишних пожитков и спасать лишь действительно ценное, небольшое да легкое. В завалах брошенной одежды и утвари можно было найти много еще добротных вещей, но вот только мародерствовать было некому. За три дня округа почти опустела: на семь рыбацких деревень осталось не более трех десятков немощных стариков, для которых с лежанки до отхожего места дойти – подвиг; а солдаты герканских войск не покидали походных лагерей.
Округа была мертва и пустынна. Даже ветер, казалось, побаивался дуть на ветки деревьев и лишь слегка колыхал траву да теребил лоскуты разбросанной по земле одежды. Все герканское побережье Немвильского озера замерло в ожидании надвигающейся с шеварийского берега беды: то ли боевых кораблей заклятого врага, то ли разрушительного буйства сильных воздушных потоков, именуемого бурей, то ли и того и другого, притом необязательно порознь. Складывалось впечатление, что время остановило свой ход, но это было всего лишь субъективное ощущение, жалкая иллюзия, которую легко разрушил один-единственный всадник, неожиданно показавшийся из-за поворота разбитой и захламленной беглецами дороги.
Молодой дворянин, судя по гербу на щите, рыцарь, ехал не спеша и не вез с собой много пожитков. С одного бока его лошади свисала привязанная к седлу и, видимо, изрядно отощавшая за время пути дорожная торба, а с другой стороны из-под мерно бьющегося о попону стального щита робко выглядывала небольшая котомка для перевозки бумаг. Ощетинившийся, застывший перед броском желтый зверь редкой породы на черном-пречерном поле щита был единственной яркой деталью в скромном убранстве странствующего воителя, которому от роду нельзя было дать более двадцати пяти – двадцати шести лет. Покрытый слоем пыли и грязи дорожный костюм хоть и был сшит добротно из довольно неплохой кожи, но носили его никак не меньше десятка лет. А судя по тому, как топорщились плечи куртки из дубленой кожи и отвисли латаные-перелатаные коленки штанов, юноша являлся далеко не первым владельцем почти отслужившей свой век походной одежды. Новым на всаднике был только плащ, да и тот уже успел порваться в парочке мест да покрыться пятнами въевшейся в материю грязи. Лат на юноше не было, только свисавший с пояса меч в перехваченных стальными полосками кожаных ножнах; новенький, еще не побывавший в бою щит, стальные наручи на крепких руках да начищенные до блеска посеребренные шпоры выдавали его принадлежность к благородному сословию герканских воителей.
