Он не зашел в родильную палату, он
ворвался словно ураган, когда она стояла у окна и качала
новорождённого сына на руках. Дверь была приоткрыта, я слышала их
разговор:
- Мне не нужен ребенок инвалид! Ты оставишь его здесь и
вернешься ко мне.
- Не смогу, - она отрицательно
закачала головой. - Не смогу этого сделать.
- Сможешь, - его грозный тон, как
гром среди ясного неба. - Ты должна уяснить своими куриными
мозгами, что ребенка ты потеряла. Врачи сами сказали, что с таким
диагнозом он не проживет и двух месяцев.
- Нет! – ее крик раздался эхом. В
длинном, пустом коридоре потухла лампочка, после чего она говорила
шёпотом, ее голос доходил почти до хрипоты.
– Не сделаю этого, не смогу, -
Теперь она бормотала сквозь слезы. Сквозь рыдания, которые
невозможно ни чем заглушить. А этот высокий, светловолосый мужчина
в дорогом костюме тройка, этот, лица которого я не видела стоял на
своем:
- Сутки. Сутки на размышление, после
ты вернешься домой к своей обычной жизни.
- Если… Если я не сделаю этого?
Он схватил ее, потянул к себе, в
этот момент я хотела войти в палату, на ее руках заплакал малыш и
светловолосый оттолкнул ее в сторону.
- Если не сделаешь, сама знаешь, что
будет.
Раздались его уверенные, тяжелые
шаги. Я прижалась к стенке. Он вышел из родильной палаты, где была
она. Я смотрела в его широкую спину, чувствуя терпкий запах
шафрана. Затем медленно перешагнула порог.
На ней не было лица. Она постоянно
вытирала слезы и совсем не обращала внимания на меня.
- Все будет хорошо, - мне почему-то
хотелось ей помочь, но найти утешительных слов не получалось.
- Нет-нет. Не будет. Он страшный
человек. Я до ужаса его боюсь. Боюсь за себя и за ребенка. Он его
не признает. Никогда…
Она подошла ближе и переложила мне
малыша на руки. Я посмотрела на его кругленькое личико, на закрытые
глазки и на душе стало намного легче. Такой красивый, такой милый
малыш, как же это черствый, высокомерный в дорогущем костюме, может
так говорить.
- Прошу, спаси нас, - она посмотрела
на меня. В ее серых глазах была печаль. Полные глаза тоски и
печали.
- Не понимаю, о чем ты говоришь?
Она продолжала вытирать худыми
руками слезы.
- Ты же мечтала о ребенке, ты
мечтала о сыне. Ты сама мне говорила.
- У тебя просто шок. Послеродовой
шок.
- Я поговорю с врачами, они все
напишут, как я скажу. Я заплачу. У меня много денег. Назови сумму и
она тут же поступит на твой счет. Умоляю, пойми меня. Ведь ты же
тоже женщина, чтобы ты сделала для своего ребенка?
- Мила, тебе нужно успокоиться.
Поспать, роды были тяжелыми.
- Ты скажешь мне свой адрес, я буду
приезжать к вам. Об этом никто не узнает, - она продолжала стоять
на своем.
Я отрицательно качала головой.
Какой-то бред. Она просто не в себе.
- Не верю, что мой ребенок
неизлечимо болен. Не верю, все что говорят врачи. Я никому не верю,
кроме тебя Вера.
Шесть лет спустя…
Вера
- Мишенька! Иди кушать!
- Иду мамочка! – раздался его тонкий
детский голосок, затем он медленно, прихрамывая, появился на кухне.
В нашей маленькой, с розовыми занавесками кухне.
- Доброе утро сынок! – я поцеловала
его в макушку. Светловолосый парнишка сел за стол и взял вилку.
- Мамочка у тебя сырники вкуснее,
чем у бабушки.
- Бабушка просто их по-другому
готовит, - я домывала посуду, затем включила чайник и насыпала в
чашку растворимого кофе. Затем сгрузила грязную посуду в раковину,
подумав о том, что в ванну. Нужно обязательно не забыть купить
лампочку, потому что старая давно перегорела.
На самом деле в нашей небольшой
квартирке много что перегорело. Домом нужно заниматься, а я
постоянно на работе. Тем более здесь давно плачет мужская рука.
Ручка от двери держится на честном слове, кран протекал. На
выходных нужно обязательно этим заняться. Так что дел не
впроворот.
