Только стечение обстоятельств открывает нашу сущность окружающим и, главное, нам самим.
Франсуа де Ларошфуко
Ну, хорошо. А теперь забудьте все то, что вы читали об этой истории в прессе и начнем сначала. Журналисты они ведь как работают? Откопают какой-нибудь фактик и давай его под взгляды своего издателя подстраивать. А ведь неправильно это. Один вон даже договорился до того, что «посетители элитного ресторана „Меркурий“ были весьма обескуражены появлением столь необычного для этих мест клиента.» Знаете, у них там в «Меркурии» цена одного блюда достигает недельной зарплаты этого самого репортера. Так что народ туда приходит тертый, битый, опытный, и смутить их чьим-либо появлением практически невозможно. Но давайте по порядку.
Сеть ресторанов «Меркурий» существует уже около ста лет и раскинулась от Нью-Йорка до самых до окраин, или, как поется в другой популярной песенке, от гор до прерий. Конечно же, с Божьего благословения. Поговаривают, что сеть эту создали в свое время бутлегеры, с разумной целью сократить число посредников в обеспечении измученных сухим законом сограждан всякими там животворящими напитками. Но время шло. Неумный закон отменили, вчерашние бандиты превратились в респектабельных бизнесменов или даже политиков, а сверкающие позолотой и хрусталем залы «Меркурия» сохранились. В течение десятилетий их продавали, захватывали, завещали благодарным и не очень наследникам, пока, наконец, все они не достались одному небезызвестному магнату. Так и владеет он этой частью своей империи, разрываясь между силиконом компьютерным, силиконом голливудским и Бог знает чем там еще. На местах у него сидят адвокатские компании, подбирающие персонал, получающие свои проценты и свято блюдущие интересы нанимателя. Поняли в общих чертах? Тогда к делу.
Человек, появившийся в тот вечер в фойе «Меркурия», действительно являл собой разительный контраст с обстановкой и публикой ресторана. Да, на нем был костюм, но определить сколько ночей он проспал в нем на парковой скамейке было сложно. Пиджачок как-то нелепо топорщился в самых неожиданных местах, а брюки не гладились, видимо, со времен тех самых бутлегеров, с которых все и началось. Правда, он был в галстуке, не самом модном и чистом, но все же в галстуке, как и положено посетителю респектабельного заведения. Описывать обувь мы не станем, но что-то там на ногах все же было. Облик незнакомца завершали спутанные волосы, смущенный взгляд и трехдневная щетина, не имеющая никакого отношения к моде и стилю.
Первым, как и положено по должности, вошедшего заметил менеджер ресторана, уютно расположившийся за стойкой у входа. Вы представляете, он ему даже ободряюще улыбнулся: дескать, ничего, браток, ошибся дверью, с кем не бывает… И вернулся к своим бумагам. Но человек как-то робко, бочком подошел к нему и с легким восточно-европейским акцентом произнес:
– Здравствуйте. Не могли бы вы проводить меня к столику? Я сегодня хочу пообедать в вашем ресторане.
– …А у руля большой программы мира
Товарищ Брежнев Леонид Ильич!!! – заканчивал стихотворение двенадцатилетний мальчишка. И шесть тысяч делегатов очередного съезда вскочили со своих мест и аплодировали, аплодировали. И не могли остановиться, и восторг охватил их сердца. И уже в который раз осознали они, что живут в самой лучшей на свете стране. И руководит ими самый умный, самый сильный, самый смелый и самый красивый. Как в том прекрасном мультике про львенка, который мальчишка любил смотреть по телевизору. Он был умным мальчиком и уже тогда понимал, нет, скорее, чувствовал, что эти взрослые чего-то недоговаривают, а порой и ловил их на откровенной лжи. Он пытался объяснить себе, как этот пожилой, не очень образованный человек, едва поднимающий руку за его спиной, мог быть у какого-то там руля. И не находил ответа. Через три года он выиграл Всесоюзную олимпиаду по химии. В финальном туре схватился с девчонкой из Бурятии по трактовке общественной значимости закона Ломоносова-Лавуазье. Ему так хотелось рассказать ей, жюри, папе с мамой, что чем больше тратится денег на всякие нелепые проекты, тем меньше остается их на что-то действительно нужное. Но он был умным мальчиком. И помнил о судьбе Лавуазье. А потому говорил только то, чего от него ждали.
