Звонок в дверь разрезает
пространство резким визгом. Каждый раз пугаюсь, и сколько раз
просила Женьку поменять, а воз и ныне там.
В глазок видна какая-то женщина и
полицейский, и меня окатывает второй волной страха, но открываю,
потому что разное в жизни случается. Вдруг кому-то плохо.
- Потапова Татьяна Александровна? –
женщина со злым лицом и пренебрежительным взглядом, будто уже
заведомо меня ненавидит, ждёт ответа. Рядом мужчина в форме сложил
руки в замок на животе смотрит со скучающим видом.
- Это я, - признаюсь, потому что
отпираться бесполезно. В голове картотекой проходятся случаи на
работе. Конечно, в моей профессии всегда есть какие-то проблемы.
Современная школа делает из нас людей с дёргающимся глазом. То
Коростылёв руку сломал на перемене, то Лапин стены изрисовал, и мы
отправляемся оттирать их вместе. Но это, бывает, учителя ходят
домой к ученикам, а не ко мне полиция.
- Отлично, - женщина бесцеремонно
проталкивает меня внутрь, не спрашивая позволения войти, и я
испуганно смотрю, как двое, не разуваясь, проходят в квартиру,
попутно рассказывая, что и как. – Меня зовут Ольга Ивановна
Слуцкая. Я – представитель органов опеки. На вас поступила жалоба
по поводу содержания вашего ребёнка, - заглядывает в первую
попавшуюся дверь, которая оказывается кладовкой, и тут же сканирует
содержимое, потом хлопает дверью. А я, наконец, прихожу в себя и
преграждаю им путь.
- Так, стоп! – говорю уверенно, но
мягко. – Это какая-то ошибка. Я учительница русского и…
- Не можете бить ребёнка?! –
усмехается чиновница. – Ха! Да сколько вас таких оборотней…, - тут
же замолкает, ведь присказка явно не обо мне, а про того, кто стоит
рядом с ней. Потому вовремя прикусывает язык и переводит тему. –
Раз-з-зберёмся, - качается на «з», как муха, намереваясь пройти
дальше.
Тёмные короткие волосы, говорят об
уверенности в себе, пальто, больше похожее на мужское, резкие
движения. В ней мужественности больше, чем в упитанном
представителе закона, что стоит рядом. Он, наоборот, круглолиц,
мягок и покладист.
- Я не даю согласие на ваше
присутствие, - говорю твёрдо.
- Вот как заговорила? – появляется
улыбка у чиновницы, будто она играет со мной в какую-то известную
лишь ей игру, а я назвала неправильную фразу. – Есть что скрывать,
да?
- Нет, конечно!
- Ребёнок где? Нам следует
убедиться, что с ним всё в порядке.
- Иначе и быть не может, - уверяю,
всё ещё не понимая, кто мог настолько ненавидеть меня, что вызвал
опеку. Месть родителей, которым я однажды перешла дорогу? Чья-то
глупая шутка? Ну какая опека?
Пытаюсь успокоиться, размышляя
попутно на эту тему, когда вижу соседку, подсматривающую из
проёма.
- Здравствуйте, Екатерина Семёновна,
- грустно вздыхаю, понимая, откуда ноги растут. – Чем же на этот
раз мы помешали?
Из туалета раздаётся спуск воды, и
Димка выходит, застывая на месте перед незваными гостями.
- Здравствуйте, - произносит, как
его учили, переводя взгляд с одной на второго, а я понимаю, что мне
предстоит писать объяснительную из-за того, что женщине этажом ниже
очень уж не нравится, что мы здесь живём. Не удивлена, что у неё
нет семьи, потому что с такой просто невозможно делить квартиру.
Если она терроризирует нас, то что говорить о домашних!
- Дим, иди в мою спальню, мы тут
сами, - ласково провожу ребёнку по голове, отправляя к себе, потому
что вход в детскую как раз около Слуцкой. Не хочу, чтобы она
трогала его.
Сын неуверенно уходит в сторону, а я
настраиваюсь бороться за свои права.
- Послушайте…
Нахрапистая Ольга Ивановна за словом
в карман не лезет, только и у меня достаточно педагогического
опыта, чтобы решить вопрос. Но это, если человек намерен слушать.
Меня же нагло отталкивают, просачиваясь на кухню, где тут же слышу
победоносное: «Ага!»