Сквозь запотевшее стекло иллюминатора я немигающим взглядом уставилась на кипучую жизнь укутанного туманом аэропорта Шарль-де-Голль. Удивительно нелетная погода накрыла город этим весенним утром. Соседние самолеты на ощупь подбирались к рукавам и незаметно отползали обратно в глубь тумана. Кары с багажом, автобусы с пассажирами, пугливо вглядывающимися в окутавшее все вокруг молоко, суетливые сотрудники – жизнь бурлила, не останавливаясь ни на секунду. А мы все стояли.
Впервые я пожалела, что больше не могу закрыть глаза, сосредоточиться и узнать, что будет дальше – долетит ли железная птица до Москвы, или мне суждено остаться в Париже. А может, приборы откажут, пилот заснет, а второй пилот – совсем молодой, который учился только на симуляторах, – растеряется и впишется ровно в какую-нибудь вышку. Не такой уж и плохой вариант.
Эта неделя в Париже стала не просто глотком свежего воздуха, а разделила мою жизнь на две независимые ветви. Если раньше я была кем-то особенным, способным и, не врать же самой себе, видела гораздо больше обычных людей, то теперь превратилась в простую счастливую девушку. Вопрос только, надолго ли? Еще несколько часов в самолете, если, конечно, второй пилот – не совсем профан, и я окажусь в серой Москве.
Я люблю город своего детства и юности и хотела бы провести там жизнь, но только не ту жизнь, что у меня была. А новую, которую обрела за такое короткое время.
Удивительная ирония судьбы – она завела меня в город, о котором я с уверенностью говорила: «Это последнее, что я хочу посетить в Европе», но продолжала упорно, хоть и безуспешно учить французский. Я вновь мысленно прокрутила события последних дней и улыбнулась – череда картинок заняла не больше секунды, за последний час я показывала себе этот счастливый диафильм не меньше сотни раз и воспроизводила его уже на автомате.
В последний раз перед тем, как отключить телефон и остаться один на один с самой собой, бескрайним небом вокруг и напряженным внутренним диалогом, я взглянула на сообщение на ломаном русском от человека, который и в России-то никогда не был, но знал, что язык ему пригодится: «Мы вместе. Не бояться. Люблю».
Сейчас меня пугала сама мысль о возвращении в Москву. Мне предстояло решить, как жить дальше. Начать работать по специальности, продолжить учиться или придумать что-то кардинально новое. Увидеть Иоганна, а я не сомневалась, что он не оставит меня в покое. Кто знает, может быть, я и решусь ему помочь – все же он слишком глубоко пророс корнями в мою жизнь. Наткнуться в институте на бывшего мужа, которого предпочла бы забыть как страшный сон. Объясниться с Маринкой, которая, наверняка, обиделась на мой неожиданный побег. Набрать сразу после посадки родителям, которым не звонила всю неделю, что находилась в Париже. Каждый из этих людей имел ко мне столько претензий и вопросов, на которые я не могла ответить, что неподъемный груз вновь ощутился на моих плечах, стоило мне только зайти в здание аэропорта, глотая слезы и сжимая напоследок руку Пьера.
«Не хочу, не хочу, не хочу туда!» – без устали билась в голове назойливая мысль, но из дальнего закоулка подсознания, где осталась толика потерянной мощи, врывался в гул отчаянья тоненький голосок: «Все будет хорошо. Все уже хорошо. Вы справитесь».
