Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я-медь, звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любовь, – то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
(Коринфянам первое послание святого Апостола Павла. 13.)
Как только я увидел её, сразу понял, что моя мама не сгущала краски, когда после окончания седьмого класса обещала на всё лето отвезти меня на перевоспитание в станицу, подальше от города и друзей. Она действовала по принципу: для того чтоб услышать себя, нужны молчаливые дни и много работы!
В дороге мамаша то и дело твердила:
– В крестьянской семье ты не разгуляешься. А то из-за этой улицы совсем учёбу забросил, от рук отбился, по дому ничего не делаешь, даже к моему приходу с работы печь не растопишь, на вокзал за углём не сбегаешь.
Отца у меня нет, и я как вольный ветер, то с ребятами в чужой сад заберусь, то на элеваторе из самопала стреляю голубей и воробушек, а летом полдня на реке пропадаю. Насколько себя помню, до седьмого класса ни одной книги не прочитал. Рос, как травинка в поле, без присмотра, пользуясь моментом, что мать весь день на работе.
Жили мы бедно, вот и гнал меня голод с коммуналки на улицу, там с ребятами, с такими же голодными сверстниками, весь день мотались по городу с думой, как и где кусок хлеба добыть.
Своими нотациями, порой сквозь слёзы, мать так меня достала, что я был готов ехать к чёрту на кулички. А ехать, оказалось, от Краснодара и не так далеко, всего то 80 км. Выйдешь, бывало, на берег Кубани в ясную погоду, и кажется, горы рядом, руки протяни, и ты их сейчас обнимешь. Однако до них пришлось чуть ли не весь день добираться с пересадками.
Там, среди Кавказских гор, родина моего отца. Живописная местность скрашивала тягости пыльной гористой дороги. И вот, мы стоим уже во дворе моей тётки Ксении Ивановны Мельниковой. И хотя она первый раз меня видит, однако нежно, по-матерински обнимает, приговаривая при этом:
– Какой худенький, бледненький, и росточком в отца не пошёл, от горшка два вершка. А сама плачет и ругает отца за то, что бросил нас и не помогает воспитывать меня.
Первые впечатления наиболее ярко подмечают характер человека. Я только посмотрел в глаза тётушки и утонул в добрых, голубых её глазах. Они сияли каким-то обворожительным светом, притягивая к себе взгляд и внимание. Мягкие вьющиеся чёрные волосы придавали лицу, чарующий соблазнительный облик. Правда, как потом окажется, за её внешним обворожительным видом, скрывался решительный и твёрдый характер: кого угодно за собой поведу! Высокий лоб и маленький курносый носик, задиристо говорил:
– Чё, трудно сладить! Не трогайте, а то будет плохо!
Моя мать, стоя перед тётушкой, готова была к её ногам припасть, вопросительно приговаривала:
– Где ещё бы я встретила такую доброту к себе?
– Ясным-ясно, тебе трудно одной воспитывать парня, помогу чем могу! Тётушка посмотрела на меня, в её взоре – я уловил искательную пристальность и надёжность.
Я для приличия целую тётушку, а сам пялю глаза на свою сестричку, стоящую поодаль, которую никогда не видел. Про себя думаю:
