Капитан Луговской понимал, что дело к вечеру справлено не будет, но исключительно в силу опыта и природного спокойствия совершенно не волновался.
Теплоход уже встал под загрузку, танки были полны солярки, провиант лежал в трюме, всё было готово к выходу в рейс, но правый двигатель теплохода «Красноград» – грузового судна Енисейского речного пароходства, никак не хотел выходить на рабочие обороты. До отправления в рейс оставалось чуть больше суток – в девять тридцать пятницы теплоход должен был тронуться на юг к порту Красноярск.
В среду, весь рабочий день, от звонка до звонка, портовый механик Виталя колдовал над клапанами, компрессорами, пружинами и бог знает над чем ещё, но двигатель, отработавший безотказно около восьмисот тысяч моточасов,
отказывался развивать больше двухсот оборотов в минуту; после начинал чихать, вибрировал и в конце концов, глох.
– Игорь Алексеич! Ну никакого, блин, терпения не хватает! – сетовал Виталя, к вечеру напрочь терявший это самое терпение не от того, что не справляется с задачей, а, скорее, от желания выпить. – Первый раз такой чумовой дизель мне попадается! Я уж и так и сяк его! Рас-с-с… – Он сплюнул и бросил огромный ключ себе под ноги: – Как будто одного клапана не хватает, Игорь Алексеич!
Виталя был по уши вымазан в масле, задорно, как бы в шутку, и одновременно всерьез злился на неподатливые железяки, в притворном отчаянии швырял инструменты в разные стороны, из-за чего терял их из виду и от этого злился ещё больше, уже по-настоящему.
– Нечего ругаться на мою ласточку, – ответил Луговской. – Сам бестолковый, а на машину пеняешь! – отрезал он сухо, и отправил бедолагу домой, зная, что в запасе есть ещё целый день на починку.
«Утро вечера…» – пробубнил капитан себе под нос, решив, что этот «порог» не пройти сегодня, надо просто подождать. И оказался прав.
Виталя, хоть и любил выпить, но механиком был толковым и в дизелях разбирался. Капитан это понимал, к тому же видел, что дело не стоит на месте. Ситуация развивалась в обычном для такого дела ключе: если регулировка не помогла, значит, надо вынимать все клапана по очереди и смотреть, чего там внутри.
«Что там вообще может быть сложного?» – думал капитан. Двадцать клапанов снять и поставить за один день налегке успевал любой моторист.
Утро четверга дало ясность.
Не было ещё десяти часов, как поломку нашли. К обеду злополучный клапан сняли, поменяли на новый, отрегулировали, и мотор зарычал солидным басом шестицилиндрового дизеля, выдававшего на винт пятьсот с лишним лошадиных сил.
Поздно вечером на палубе, освещённой косыми лучами июльского солнца (летом оно не садилось в Дудинке вовсе), был размещён весь невеликий груз: ящики из-под взрывчатки, капроновая оборотная тара для песка, уложенная в тюки, контейнеры с вещами северян, навсегда переезжавших на материк и старая праворульная «Caldina», отправлявшаяся вместе со своими хозяевами в небольшой сибирский город, где ещё, в общем, молодые пенсионеры «Норникеля» получали жильё, отмотав свои трудовые дни на полуострове Таймыр.
Вверх по реке, на юг, корабли обычно шли полупустыми. Оставив всё привезённое в Дудинке, теплоход был свободен от груза – на нём можно было запросто разместить хоккейную коробку.
– Мало фрахта – это тоже хорошо! – произнёс капитан, будто рядом был собеседник.
Подразумевая меньшую ответственность и суету при разгрузке, он с чувством удовлетворения отправился в портовую гостиницу, над входом в которую угрожающе нависали массивные деревянные буквы «З А П О Л Я Р Ь» (буква «Е» отсутствовала), где в буфете его ждали бутерброды с лососем, а в номере – старая фляжка с невнятной, почти стёршейся от возраста гравировкой. Коньяк внутри неё добавлял три свои звезды к двум звёздам гостиницы, поднимая таким образом, отдых капитана на высший уровень.
