I
ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ
СЛАВЯНСКОЕ ПРАВОСЛАВИЕ
СВЯЩЕННЫЙ СИНОД И ТОЛСТОЙ.
Когда граф Толстой был отлучен от церкви Священным Синодом России за то, что «он проповедовал учения, противоречащие христианской вере», мир разделился во мнениях и симпатиях на две части. Сторонники Толстого составляли большинство в западном мире; сторонники Священного Синода в России и на православном Востоке. Однако Святая Русь отвергла Толстого с гораздо большим состраданием, чем Западная Европа его одобряла. Это была человеческая трагедия, которая нечасто повторяется в истории и была понята только Россией. Конфликт был более суровым, чем казалось на первый взгляд. Обсуждаемые проблемы означали не что иное, как дилемму: либо христианский мир должен был продолжать свое существование, либо он должен был вернуться к исходной точке человеческой истории и начать все заново. Маленькая травинка в поле сказала своим зеленым соседям: «Зачем мы вырастаем? Это бессмыслица и боль. Взрослея, мы вырастаем в осложнениях, которые усиливают темноту и боль нашей жизни. Поэтому я предлагаю вернуться к семенам, из которых мы выросли большими и несчастными».
Так говорила одна травинка полю. И поле ответило: «Хотя, возможно, мы растем в бессмыслице и боли, все же мы не можем вернуться, мы должны расти и идти своим путем в вере, что мы не ошибаемся».
Это сравнение Толстого и Священного Синода.
КРУГ ИЛИ ДРАМА.
Толстой воспринимал жизнь как круг, с началом везде и концом везде. Священный Синод, представлявший славянское православие, воспринимал жизнь как драму с началом и концом в пространстве и времени. Со своей точки зрения, Толстой считал возможным для человечества остановить ошибочный ход вещей и начать заново, сбросить все тяготы культуры, государства, церкви, милитаризма, мирских амбиций, суеты городов, опустить занавес над прошлым и вернуться в поле и лес, пахать и сеять, слушать жизнь природы и жить с природой и Богом в унисон.
Священный Синод, с их точки зрения, считал, что прошлое есть сама основа настоящего и будущего, и что, отделяясь от прошлого, мы подобны вырванному с корнем растению, осужденному на неизбежную смерть, тогда как, продолжая мировую драму, мы идем единственно возможным путем. Начало греха в этой драме – в Адаме, начало спасения – во Христе. Мы не можем жить, не обращая внимания даже на жизнь Адама и не связывая свою жизнь с жизнью Христа. И все остальные миллионы человеческих существ между этими двумя вехами, между Адамом и Христом, и между Христом и нами, являются большими или меньшими основами, или условиями, или даже нарушениями нашей собственной жизни.
«Мое понимание противоречит вашим традициям», – сказал Толстой.
«Наши традиции противоречат вашим представлениям», – ответил Священный Синод.
Но это еще не все.
Разница существовала также во взглядах на
СЧАСТЬЕ И ИСКУПЛЕНИЕ.
Толстой Его очень беспокоили страдания людей. Он сам видел, чувствовал и описывал огромное количество этих страданий в разных формах. Проблема счастья была его самой заветной проблемой. Он верил, что людей можно сделать счастливыми в этой жизни, и даже больше – что они созданы для того, чтобы быть счастливыми. Он совершенно определенно отвергал идею искупления как немыслимую и противоречащую идее Бога. Человеческая жизнь была нормальной и счастливой до тех пор, пока люди жили своей простой жизнью без городов и без всех городских осложнений. Жизнь можно снова сделать нормальной и счастливой, как Бог того пожелает, если только мы вернемся к первобытной простоте крестьян.
Священный Синод не был против счастья людей, но они не верили ни в то, что счастье достижимо в этом мире, ни в то, что оно есть цель нашей жизни на земле. Разве не случилось в самом начале мировой истории, что жили на земле два брата, Каин и Авель, два земледельца, без всякого бремени культуры и со всей толстовской простотой жизни? И все же не сообщается, что один убил другого?
