Младший сержант Венедикт Скутельник вдвоем с товарищем катит сани по заснеженному полю. На санях этих боком уложен огромный металлический сейф. Товарищ тащит сани за веревку, а Венедикт, упершись руками в днище железного чудища, толкает сзади. Кирзовые сапоги и полозья хрустят по снегу. Бушлаты нараспашку. Шапки с кокардами на затылках. Из ртов пар.
Впереди пригорок. К вершине пригорка катить становится тяжелее. Осталась немного, а не идут сани – встали. Привалился Венедикт к сейфу плечом, толкает, что есть мочи. Да только сапогами по снегу вхолостую елозит. Уже и шапку потерял, и шея болит, и под ногами целый сугроб образовался – стоят сани с сейфом, как вкопанные. Кто-то сзади треплет Венедикта за плечо. Не оборачиваясь, отмахивается Венедикт, злится, что мешают сейф на горку заталкивать. Однако трясут за плечо так, что младший сержант просыпается и видит перед собой дневального со штык-ножом на ремне. На лице дневального недоумение:
– Охренел, младшой?! – шепнул солдат.
Венедикт приподнял голову и увидел, что лежит на левом боку в синих армейских трусах, плечом подпирая матрац и одеяло с подушкой, которые затолкал к спинке кровати. Во сне голыми ступнями Венедикт активно скреб по железной сетке, заталкивая сани с сейфом на пригорок, чем привлек внимание бдительного воина.
Через секунду силуэт дневального, словно призрак, растворился в синем свете ночной лампочки под потолком. Венедикт соскочил с кровати, расправил постель и снова улегся, укрывшись с головой шерстяным одеялом. Казарма сопела, похрапывала и причмокивала шестьюдесятью глотками. Венедикт слушал какофонию звуков, ожидая возвращения сна, но сон не возвращался. Выпростав правую руку из-под одеяла, младший сержант покрутил ею так, чтобы в неверном свете различить цифры и стрелки на циферблате наручных часов. До побудки оставалось сорок минут. Можно поваляться, послушать заливистые соловьиные трели из рощи за окном. Но роща за окном молчала. Молчали птицы неспроста. Пять дней назад рядовой Федоров, неся ночную караульную службу на дозорной вышке, сильно затосковал по родной деревне Борщи, что в Воронежской области. Затосковал по невесте своей Ирке Шаровой, которая уже целый год не слала ему писем. «Загуляла», – лезло в голову караульному Федорову. От недобрых предположений захотелось ему выпить первача домашней выгонки, да закусить горбушкой ржаного хлеба с салом. Вспомнилось караульному, как миловались с Иркой в лопухах, а злобные комары терзали голые ягодицы. Вспомнилось, как до рассветной зорьки соловьев слушали на скамеечке под кустами белой сирени, как дух ее дурманил голову шальными мыслями о женитьбе после демобилизации из вооруженных сил советской армии. Слушал рядовой Федоров в ночи предательские переливы из рощи по другую сторону колючей проволоки, отделявшую воинскую часть от внешних посягательств не дремлющего врага, и тоска его не унималась. Для избавления от душевного надрыва снял караульный с плеча табельный СКС, дослал патрон в патронник и пальнул в ликующую безмятежным пением рощу; в круглую и румяную, с блядским прищуром морду Ирки…
Рядового Федорова отправили на «губу», а соловьи с той ночи замолчали.
Младший сержант сладко потянулся. Хорошо ему было думать, как после демобилизации его отправят домой. Но по неписаному закону, который установил командир части полковник Муромцев, путь к свободе воина, честно отдавшего долг Родине, лежал через «аккордные» работы. Почему работы назвали «аккордными» Венедикт не знал.
