Я очнулся на перроне, когда ко мне, на большой скорости, двигался поезд. Поезд промчался мимо, ветер ударил в лицо холодным предзнаменованием чего-то нехорошего. Из окон поезда лениво, лишь бы скоротать время, смотрели пассажиры то на меня, то на перрон. Людям был безразличен неподвижный человек, с усталым и серым лицом, тусклыми и безжизненными глазами, щетинистый и сутулый. Только одна маленькая девочка, лет пяти, улыбалась мне, призывно махала руками, словно приглашала войти во что-то светлое, прекрасное и счастливое, но я тогда не мог этого видеть, сердце мое было закрыто.
Очнувшись я подумал: «Что, я здесь делаю? Опять напился до беспамятства…»
Горькая мысль отрезвила, и я поплёлся, еле передвигая ногами в тяжёлых военных ботинках, домой. Утро выдалось очень мерзким и тоскливым. Казалось, что серые тяжёлые тучи висят у меня на висках, прибивая к земле, и лишают последних сил и желания на существование. Пока я шёл по перрону, начался мелкий дождь. «Затяжной, – подумал я. – А ведь когда-то я любил такую погоду. В детстве. По лужам побегать, в грязи повозить сапогами, ртом капли ловить, споря с мальчишками, кто шире рот откроет и больше капель поймает. Мама не ругала, когда я словно вихорь, влетал в дом, мокрый до ниточки, неся за собой огромные следы грязи. Более строгим у нас был папка, но его часто не было дома. Он у нас служивый, как и я. И лишь брат, нудный «ботаник», поднимая нос из-за книжки бурчал: «Свинья всегда грязь найдёт». Как это было давно, как будто и не со мной.
За мыслями я и не заметил, как дошёл до метро. Сел в полупустой вагон и задремал. Мне снился сон, как я бежал по полю с ромашками. И так было хорошо и свободно, как в детстве у бабушки. Природа в ее деревне была богатой. Густые и бархатные леса, манящие прыгнуть в них, как на перину. Березовые рощи, переходящие в непроходимую тайгу. Необъятные поля, славившиеся разнотравьем, дурманившие своими запахами, ласкали глаз прелестью всех цветов радуги. Горная прохладная река, несущая свои воды из соседнего государства Монголии, изредка позволяющая искупаться в ней, когда не было дождей и солнце прогревало прозрачные воды. И голубые таинственные горы, куда меня всегда влекло. Ощущение умиротворения и величия природы с детства не покидало меня. Я неоднократно порывался уехать в те места и обосноваться, но разные обстоятельства останавливали. Так и не реализовал своей мечты и по сей день. А сейчас она стала такой далекой, можно сказать, безразличной.
Проснулся я от того, что какой-то мальчишка нагло тыкал мне в лицо мокрую плюшевую игрушку и ехидно улыбался. Мама проказника отдернула его и извинилась. Я вышел на следующей остановке и направился домой.
Мама опять не спала всю ночь, все выглядывала меня из окна. Она ничего не сказала, просто горько вздохнула и позвала на кухню завтракать. Я отказался, прошёл в спальню и крепко заснул. Мне вновь снилось огромное ромашковое поле. Я опять бежал по нему, но уже не один, а с моим братом Сашкой. Мы были детьми, необыкновенное спокойное и радостное чувство наполняло нас. Я смотрел на него и смеялся заливисто, не имея силы остановиться, до слез. Мой смех плавно переходил в рыдания взахлёб и где-то вдали слышал голос отставшего Сашки: «Пашка, ты чего? Просыпайся…». Видимо я плакал реально, сквозь сон. Когда очнулся ото сна, продолжал всхлипывать. На кровати сидел Саша и теребил меня за плечо.
–Пашка, ты чего? – Приснилась дурь какая-то, – немного успокоившись сказал я.
На столе стоял стакан с водой: мама позаботилась. Я взял его и выпил залпом, стало легче. Сашка уже стоял у окна, я чувствовал, что он готовился к серьёзному разговору.
