То, что напоминает о прошлом,
но уже никуда не годно:
художник, потерявший зрение.
(Сей-Сёнагон, «Записки у изголовья»)
Когда он добрался до храма, уже смеркалось. Он вытащил фонарик и осветил белые растрескавшиеся ступени. Дверь была приоткрыта, но художник медлил, разглядывая барельеф над входом.
–Добро пожаловать, – раздался вдруг голос; художник вздрогнул и опустил левую руку в карман плаща. Недалеко от входа, на низкой скамейке у стены сидел человек. Судя по голосу, пожилой.
–Я сторож, – сказал старик, опережая вопрос. – Охраняю сей памятник искусства и архитектуры. Кстати, сейчас храм закрыт. Приходите утром.
– Ага. – Художник вынул руку из кармана. – Значит, все правильно. Но я представлял себе это… несколько иначе.
–Ага, – повторил старик, пародируя его тон. – Вы представляли себе тайное место в джунглях, куда добираются лишь самые отчаянные, чтобы увидеть Цветок.
–Да-да, Цветок!
–Ну, тогда вам сюда. Легенда относится именно к этой горе.
–Легенда? Только не говорите мне, что Цветка не существует!
–Конечно, не существует. Э-э-ох… – Сторож широко зевнул. – Такая же выдумка, как Моисеевы скрижали, Священный Грааль или висячий гроб Магомеда. Хотя, конечно, ближайшими аналогами следует считать сожжённый Геростратом Храм Артемиды, а также одно малоизвестное святилище в Малой Азии, – закончил он совершенно тоскливым голосом усталого экскурсовода.
–Даже если это враньё… – Художник нетерпеливо дёрнул плечами. – …Я уже притащился сюда и хочу увидеть всё своими глазами.
Он взбежал по ступенькам и положил руку на витую бронзовую ручку.
–Хорошо, – сказал тогда сторож, – но я должен вас предупредить.
–О чём?
–Да вы не спешите. Времени у вас достаточно, а выбор серьёзный…
Уверенная интонация старика заставила молодого вернуться к скамейке.
–Я слушаю.
–Видите ли, я вам соврал, но раз вы настаиваете… Цветок действительно существует. Но тот, кто его увидит, теряет зрение. Раз уж вы поверили в первую часть легенды и приехали сюда, вам придётся поверить и в продолжение, которого вы, к сожалению, не знали.
–Да, я слышал, что посещение храма связано с какими-то неприятностями. Но насчёт потери зрения…
–Посмотрите. – Сторож махнул рукой в сторону барельефа над входом.
Художник поднял фонарик. Теперь он понял, что зацепило его внимание в первый раз. Глаза на всех лицах закрыты, хотя изображены явно живые люди: кто-то идёт, кто-то держит в руках инструменты.
–Потому туда никто и не ходит, – сказал сторож. – А пожертвования, кстати, оставляют у крыльца, вон в той каменной чашке.
Художник задумчиво прошёлся вдоль стены, заглянул в чашку: там лежало несколько монет. Он вынул кошелёк и добавил две свои. Монетки громко звякнули в темноте.
–А вы сами-то видели Цветок? – спросил он вдруг. Было заметно, что ему хочется навести фонарик на лицо загадочного старика, но он не делает это из вежливости.
–А мне ни к чему, – ответил тот спокойно. – Я ведь не художник, «красоты любой ценой» не ищу…
И чувствуя, что пришедший не очень-то ему верит, добавил:
–Ну, по крайней мере, я могу пока разглядеть и ваш крупный нос, и шрам на скуле. Интересно, кастетом или так, бутылкой?
– Бутылкой. Но это давно, ещё в… – начал художник, и тут же остановился. Если его нос действительно можно было увидеть сейчас, то старый шрам в этих сумерках не мог бы разглядеть никто. Он снова глянул на дверь, будучи изрядно озадачен и странным сторожем, и предоставленным ему выбором. И уже почти не удивился, когда рядом хрустнула ветка, и девочка лет семи, непонятно откуда взявшаяся, весело сказала «Привет!» и села на скамейку рядом со сторожем.
–Ещё один пришёл? – спросила она старика.
–Он уже уходит, – ответил тот и погладил её по голове.
