20 мая 2002
г.
На беспокойный город медленно ложилось темное
покрывало теплой майской ночи. Вдоль набере жной зажигались
яркие фонари. Догорали последние ярко-красные огни заката, и на
небе одна за другой зажигались звезды, напоминающие крошечные
серебряные бусинки, просыпанные чьей-то неаккуратной рукой на
плотную черную ткань. Они сверкали там, в вышине, как бы улыбаясь
проходящим под ними людям в надежде, что кто-то запрокинет голову,
засмотрится на них и улыбнется в ответ.
В такую ночь трудно было не улыбнуться. Отовсюду
веяло приближающимся летом, и оттого настроение у людей делалось
каким-то праздничным и радостным. По-другому и быть не могло:
первые жаркие лучи, скользящие по коже, окончательный отказ от
любых теплых вещей, атмосфера грядущего летнего отпуска - все
создавало причины для улыбки и заставляло думать про себя: "Да, я,
черт возьми, люблю эту сложную, но такую прекрасную жизнь!"
Где-то вдалеке мелькали городские огни, и Он стоял
и смотрел на них, выдыхая клубы сигаретного дыма. Он знал, что Она
бросится к нему в объятия, как только придет, и Он также знал, что
Она не переносит запах табака, но Ему было трудно стоять здесь, в
тишине и одиночестве, без сигареты в зубах. Курение спасало Его от
постоянных переживаний и помогало расслабиться. Вернее, так было в
самом начале. Сейчас, когда Он чуть ли не просыпался уже с
сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой, курение не только не
успокаивало, но и, казалось, раздражало еще больше. И все же Он
продолжал выкуривать сигарету за сигаретой не то по привычке, не то
в надежде, что удивительная сила самовнушения сработает и Он, как
это бывало прежде, снова сможет на минуту забыть о проблемах.
Бросив окурок на землю и растоптав его носком
черных лакированных туфель, Он потянулся к карману, нащупал там
пачку сигарет, но, обнаружив, что она совершенно пуста, со вздохом
высунул руку и принялся бродить вдоль набережной. Он пытался
заглушить чувства, пытался неоднократно, и не так давно это чуть не
довело Его до алкоголизма. Впрочем, только ради того, чтобы не
топить свои проблемы в бутылке крепкого виски, Он и начал курить.
Конечно, по сравнению с алкоголем сигареты, даже если выкурить за
день всю пачку, куда менее эффективны, но так Он, по крайней мере,
мог себя контролировать, а значит, и обезопасить Ее от мощного
шквала собственных эмоций, Ее, которая нуждалась в поддержке
больше, чем Он сам. У Нее было достаточно проблем, и
взваливать собственные на Ее ослабевшие как никогда плечи Ему не
хотелось.
Он бродил взад-вперед, заломив руки за спину, и
думал о том, что скажет Ей, когда Она придет. Он не умел утешать
людей и терялся при виде слез, но Он знал наверняка, что Она придет
расстроенная, бросится к Нему в объятия и заплачет, и Ему будет
необходимо приложить все усилия, чтобы как-то облегчить Ее боль.
Представлять, как Она плачет, прижимаясь к Его груди, было тяжело,
но видеть это вживую еще тяжелее. В такие моменты Он ощущал Ее
беспомощность, усталость от постоянных переживаний и чувствовал,
что просто обязан избавить Ее от этих ощущений, оградить от
жестокого мира и построить свой собственный, полный радости и
тепла, но единственное, что Он мог предложить Ей - это крепкие
объятия и успокаивающий поцелуй, которым надеялся забрать все Ее
страдания.
Позади послышался шорох: кто-то медленно шел по
брусчатке, с трудом передвигаясь и путаясь в собственных ногах. Он
остановился, поднял голову и увидел Ее. Она шла, огибая ряд из
аккуратных зеленых кустов и обнимая себя обеими руками. Никто не
мог заметить этого издалека, но Он видел, как трясется Ее тело и
как крепко Она впивается длинными пальцами в оголенные плечи,
стремясь болью заглушить дрожь и накатывающие на глаза слезы.
Майский ветерок трепал подол Ее легкого персикового платьица, и Он
смотрел на Нее, не в силах оторвать глаз от этой картины.
