Борис стоял у раскрытого окна и нервно курил. Сквозь сизые кольца сигаретного дыма, рассекающие розоватые блики восходящего солнца, он задумчиво глядел на пепельный фрагмент пустыни Негев. Каменистые холмики пустыни виднелись не где-то за дальним горизонтом, а начинались прямо у четырёхэтажного дома, стоящего на южной окраине Беер-Шевы. В полусотне метров от подъезда горделиво высился облезший верблюд, привязанный к пальме длинной верёвкой. Весь этот тускло-серый ландшафт резко контрастировал с ракурсом, открывающимся из окна огромной трёхкомнатной московской квартиры Бориса. Он родился и вырос в одном из старинных зданий на Арбате, чуть позже воспетым Булатом Окуджавой. Собственно там он и прожил 42 года, вероятно, большую и, наверняка, лучшую часть своей жизни. Ещё неделю назад он, как и сегодня, стоял у окна и курил свои любимые московские сигареты «Ява» за 40 копеек пачка. Только тогда из окна, в противовес сегодняшнему, открывалась не столь величавая, как пишут в туристских путеводителях, сколь будничная и ежедневно привычная для Бориса, панорама столичного Кремля и увенчанный православным крестом купол Храма Воскресения Словущего. Узорчатый крест на шпиле церкви прославлял Христа Спасителя. Для обывателя, в отличие от Бориса, древний Кремль являлся неизменным атрибутом гипотетической сердцевины СССР, а религиозная обитель – символом русского православия. Так уж получилось, что сегодня волею судьбы Борис оказался в Израиле, на родине того самого Христа, который символизировал купол старой церкви на Арбате. Символическим являлся также и факт, что Храм Воскресения после войны с французами в 1812 году был дарован Иерусалимскому патриарху, а сама церковь получила название Иерусалимского подворья. Парадокс заключался в том, что буквально через несколько дней Борис побывает на Русском подворье в Иерусалиме. Теперь же предстояло узнать, сможет ли выполнить уже почти не иллюзорный Христос, возложенные на него функции Спасителя, на святой и обетованной земле, на которой Борис, если быть точным, оказался не совсем уж по воле случая или судьбы.
Говорят, что случайность есть не что иное, как глубоко скрытая закономерность. Похоже, совсем не случайно наступил 1990 год, который, набирая свои лихие обороты, докатился до светлого ландышевого мая. Именно в этот год руководство СССР и КПСС в последний раз приветствовало с трибуны Мавзолея первомайскую демонстрацию. Впервые за многие годы парад неожиданно превратился в митинг протеста, зазвучали антикоммунистические лозунги, появились самодельные плакаты с требованиями отставки советского правительства и Президента СССР М.С.Горбачёва. В этот день светлое майское утро, вопреки заезженному социалистическому шлягеру, «красило стены древнего Кремля» совсем не нежным цветом. В его оттенках чудились суровые тёмные тона необузданной и неизвестно куда ведущей реалии. Объявленная несколько лет назад М.С.Горбачёвым гласность и перестройка с недозволенной скоростью неслись в никем не обозначенный тупик. Борис понуро наблюдал из окна за кумачовой окраской нестройно движущейся демонстрации с надоевшими транспарантными клише: «Солидарность, Мир, Труд, Весна, Май».
