Скажи мне снова, крошка, Кто тебя будет любить? Кто тебя будет любить? Больше, чем я? Скажи и сделай громче, Ответ свой запиши, И слушай иногда, Чтоб не забыть, что ты – Хорошая девочка. Почаще повторяй, И в зеркало смотри, И, может, повезет? И ты тогда сама Поверишь в этот бред? Скажи мне слово, крошка! Скажи и запиши, Но мы с тобою знаем, Что никогда никто Не будет тебя любить, Не будет тебя любить Больше, чем я. Скажи мне слово, крошка, О том, что я – мудак, О том, что я – отброс, О том, что я – ничто. Но мы с тобою знаем, Что никогда никто Не будет тебя любить, Не будет тебя любить Больше чем я. Ты позвони мне, крошка, И я к тебе сорвусь, И я к тебе примчусь, И я тебя спасу. Ты можешь думать, крошка, О том, что я – мудак, О том, что я – отброс, О том, что я -ничто, Но мы с тобою знаем, Что никогда никто Не будет тебя любить, Не будет тебя любить. Больше, чем я.
Вольный, очень вольный перевод песни Shameless, группы Weeknd, вдохновившей меня на эту работу. Обязательно слушайте эту песню, пока читаете книгу.
Кэти терпеть не могла курить в постели. Табачная вонь впитывалась намертво в простыни, и их приходилось менять. Впрочем, после сегодняшней ночи все равно менять придется. Поэтому, плевать. Панорамные окна, из-за которых она и сняла эту квартиру, открывали сюрреалистический вид на утренний город, уже в дымке смога. Ощущение, будто паришь надо всем. Будто то, что происходит внизу, тебя никогда не коснется. Сигарета была мерзкая. Крепкий, дешевый табак. Горло драл нещадно. Но своих у Кэти не водилось, а Рик только такие курил. Кэти покосилась на растатуированную жилистую спину лежащего рядом мужчины, отвернулась к окну, сделала еще одну глубокую затяжку. Великолепный вид. Единственное, что есть хорошего в этой квартире.
– Я замуж выхожу, – тихо проронила она в пространство.
Мужчина не шевельнулся. Можно было бы подумать, что он крепко спит, но Кэти за столько лет прекрасно изучила его повадки. Не спит. Давно не спит. С того момента, как она села, потянувшись за пачкой и зажигалкой.
Кэти пошевелилась, доставая новую сигарету. Сегодня можно. Последний раз. С легким неудовольствием ощутила, как заныли мышцы в промежности. Как всегда после секса с ним. Чертов придурок думал исключительно о себе. Только о себе. И ее это невозможно заводило. То, как он обращался с ней. Как она того заслуживала, наверно. Но это все в прошлом. Теперь в прошлом уже.
– Ничего не скажешь? – зачем спросила? Словно ей реально интересно его мнение. Уже не интересно. Он никто. И всегда будет никем.
Рик перевернулся на бок, потер подбородок, заросший грубой щетиной. Кэти опять со злостью подумала, что наверняка на лице у нее потертости. Мог бы и побриться перед тем, как к ней ехать. Хотя, о чем это она? Только о себе, да. Чертов придурок. Поймала на себе внимательный изучающий взгляд, поежилась. Слишком пронзительный. Темный. Неуступчиво вскинула подбородок. Пошел нахер. Рик, как всегда, легко читая все ее внутренние мотивы, усмехнулся и резко навалился на нее, вынимая сигарету из пальцев, затягиваясь, выдыхая дым прямо в полуоткрытые губы.
– Поздравительный секс? – его хриплый со сна голос интимно царапнул низ живота, сердце застучало сильно и гулко, отдаваясь нервным трепетом в жилке на шее. Рик наклонился к этому чувствительному месту, лизнул, всосал кожу, намеренно оставляя след. Кэти, разозлившись на него, тем не менее не попыталась освободиться. Он всегда творил с ней, что хотел. Она всегда злилась. Потом. Но не в процессе. В процессе ее все более чем устраивало. Так устраивало, что все мысли вылетали из головы со свистом. Так устраивало, что терялся контроль над телом. Так устраивало, что стыдно потом было вспоминать себя такую. Её никто такой не знал, не видел. Кроме него.