Лет до двадцати семи я считала себя везучей.
Хорошая, дружная семья. Любимые родители, старший брат, который был старше на целых семь лет, а может, всего на семь лет. Но и в моём раннем детстве, и в юности у меня был умный и добрый друг, мой Васька, который не забывал меня баловать, учить и воспитывать. Таскать на отличные концерты, катать на своём байке, объяснять, что если мальчик не слышит моё «нет», то нужно гнать его в шею. Советовать, как проучить задавалу-Веронику, первую красавицу класса, и покупать мороженое даже тогда, когда мне его нельзя из-за ангины. Сам, лично, грел его на плите и преподносил мне:
— Лопай, принцесса!
На мои двадцать два года, ближе к окончанию института, семья поднатужилась и одолела для меня очередного «дракона». Вручая мне ключи от кооперативной однушки, папа торжественно сказал:
— Это – тебе на старт, принцесса!
А Васька подмигнул, обнял за плечи, вложил в карман моих джинсов толстенькую пачку купюр – на ремонт и мебель – и повёз смотреть новые стены. Совершенно голые, но от этого не менее прекрасные! Своё жилье – мечта многих моих ровесников. Я даже чувствовала некое неудобство перед подругами – этакое везение свалилось! Мой «женский клуб по интересам», как называли мы нашу компанию институтских подруг, просто гудел от восторга, мы обсуждали разные варианты дизайна… Ах, как удивительно сладостно звучит слово «дизайн», если речь идёт о своей собственной квартире! Это были безумные девяностые, жить было тяжело, но интересно.
А вскоре я познакомилась с Ильёй. Дальше – всё как у всех. Скромная свадьба, где Васька и его жена, Анна, подарили нам путевку на целых десять дней в ещё работающий санаторий «Сочи», сумасшедшая любовь под пальмами, возвращение домой, беременность и трудовые будни. Те самые, которых Илья напрочь не вынес. А беременность он обозвал «моим решением» и к сыну интереса не испытывал вообще.
— Ты решила рожать сама, чего же ты теперь от меня хочешь? У тебя декрет, он для того и дан, чтобы ты занималась ребёнком.
Он даже по имени сына никогда не называл, обходясь безликим – «ребёнок». Зато щедро тратил свою зарплату на себя любимого. У него на предприятии, как ни странно, платили почти вовремя.
— Ты должна понимать, я работаю с людьми, я не могу себе позволить одеваться в модели прошлого сезона…
Когда он стал таким модником и снобом, я даже не заметила. Одежда нужна была ему, а мне-то зачем? Я же дома сижу с ребёнком…
С Ильёй мы разошлись много лет назад, когда Мишке было только три года. Всё это время папаша не стремился общаться с сыном – ему было скучно слушать о детских победах и поражениях. Сейчас я даже не знаю, где он – как только пришли последние алименты, он исчез из моей жизни полностью.
Мои родители, да будет им земля пухом, разбились на машине вместе с Васькой и беременной Анной за четыре дня до моего развода. Пьяного водителя фуры посадили, но легче мне не стало. Так что даже племянников у меня нет. Наверное, я где-то нагрешила в прошлой жизни, как сказала мне однажды дорогая дама-психолог. Больше я к ней не ходила.
Боль от потери семьи сжирала так, что развод на этом фоне даже не принёс огорчения.
Тогда, поняв, что кроме сына у меня никого нет и уже, скорее всего, не будет, я вложилась в него по полной. И морально, и эмоционально. Ни на что больше я себя не расходовала. Ни на подруг, отношения с которыми медленно, но верно сошли на нет, ни на мужчин – всегда боялась проблемы нового отца в семье.
Правду говорят – друзья познаются в беде. Наверное, я была не самой лучшей подругой в то время, когда судорожно собирала деньги на похороны, одновременно пытаясь разобраться с бумагами, какими-то долгами семьи, наследством, судом над пьяным водителем и всем прочим. Первое время меня ещё звали на посиделки в кафе и дни рождения, но, встречая неизменный вежливый отказ, отстали.
