Знаете поговорку: «Всё, что ни
делается – к лучшему»? А есть ещё фраза Вольтера: «Всё к лучшему в
этом лучшем из миров».
Кто-то может и согласится, а кто-то –
нет, но эти слова были моим якорем, за который я держалась всю мою
недолгую жизнь.
Меня зовут Маша. Мне двадцать пять
лет. Невысокая стройная шатенка с короткой стрижкой. Глаза
тёмно-карие, губы бантиком, высокие скулы. Симпатичная, в
общем.
Я сирота. Воспитывалась тётей,
папиной сводной сестрой. Думаю, что нет особой нужды описывать
трудную долю сиротинушки, тем более, что она таковой у меня не
была.
Тётя Лида заменила мне родителей,
была моим единственным другом и близким по духу человеком. Она
проработала учителем начальных классов столько же, сколько мне лет.
А ещё она была одержима любовью к романам, которой заразила и
меня.
Правда, в последние годы обе мы
поостыли. Тётя тяжело болела и ей трудно было читать. А кинофильмы
она считала плохими копиями оригиналов. Я же училась в медицинском
институте в городе, и не так часто могла приезжать к ней, чтобы
почитать ей. И у самой времени не хватало. Я так жалею, что не была
рядом с ней в последние часы её жизни… Тётя запретила мне срываться
с выпускных экзаменов. Она так мной гордилась.
Приехала я слишком поздно, в день её
похорон. В нашем доме было непривычно людно. Знакомые и незнакомые
мне гости разговаривали тихо, боясь нарушить покой умершей.
Настолько тихо, что я не разбирала ни слова.
Оглушённое состояние продлилось
вплоть до кладбища. Стоя у свежей могилы с огромным количеством
свежих цветов, что закрыли полностью весь холм, я с ужасом поняла,
что осталась совсем одна в целом свете. Плакала я долго, с
надрывом, жалея себя и злясь на родителей, что выехали в дождливую
ночь, не дожидаясь утра, на тётю, что так глупо заболела
неизлечимой болезнью и бросила меня. На себя, что так и не сказала
тёте, что я её люблю и очень ей благодарна.
Опустошённая и печальная пришла
домой. В тот вечер я заснула, как убитая. На следующий день
убралась в доме, приготовила себе полноценный обед и села читать
любовный роман, действие в котором происходило в горной
Шотландии.
Я нашла его на тумбочке, рядом с
кроватью тёти Лиды. Целый пакет уже ненужных лекарств был вынесен
ещё утром, и книга невольно привлекла яркой обложкой с угрюмым
мужчиной в килте и мечом за спиной, едущим на коне, что держал
хрупкую девушку за талию огромной ладонью.
Зачитавшись, я и не заметила, как
наступила ночь. Мне приснился странный сон, как будто я бегу по
лесу. По лицу мне били тонкие ветви деревьев, а кусты цеплялись
острыми иглами за полы длинного платья. Под ногами лежал толстый
слой прелой листвы и извивались змеями толстые корни деревьев.
Нет-нет и спотыкалась об них, чуть не падая. Но продолжала бежать,
задыхаясь и судорожно рыдая. Останавливаться нельзя. Меня гнал
дикий, первобытный страх. Вокруг был густой туман, впереди
неизвестность, а сзади доносился шум преследования.
Вскочила я с криком, вся мокрая, с
колотящимся о рёбра сердцем. В то же утро уехала в город.
С тех пор уже прошло около года.
Интернатуру проходила в больнице скорой медицинской помощи. Мне
предложили остаться в отделении общей хирургии на постоянной
основе. Заведующий отделением и по совместительству мой куратор
выбрал меня из троих студентов.
Счастлива ли я была? Конечно. Жаль,
что мои близкие не дожили, чтобы разделить со мной эту радость.
Первое время после смерти тёти мне
было очень трудно. Я жила на съёмной квартире. Можно было пустить в
свой дом в посёлке квартирантов, но совесть не позволяла, и я не
хотела, чтоб к вещам тёти Лиды кто-нибудь прикасался. Особенно к
книгам.
Денег едва хватало на аренду квартиры
и на еду, а из одежды давно себе ничего нового не покупала. Всё
изменилось, когда я встретила Павла. Впервые я увидела его на
операционном столе. Поразила его красота. Заговорили на второй
день, когда пришла на обход с лечащим доктором. Я опрашивала, он
отвечал, при этом внимательно разглядывая меня и мягко улыбаясь.
Было неуютно, и я уходила из палаты смущённой.
