Майское вечернее небо над городом Архангельском, расположенным на севере европейской части России, пестрило россыпью чудных красок. Казалось, ни один художник не мог бы подобрать такой палитры. И тем более нарисовать такое чудо. Там, как будто, возникло самое настоящее жаркое пламя. И следом дымка тянулась красиво. А может, взбушевалась волна в океане. И высоко поднялась, сметая всё на своём пути. Ещё немного и всё заполнится настоящим безумием. А возможно стихия нарисовала самого Архангела Михаила. Он искусно махнул своими могучими крыльями. Он оберегал город, как и следовало миссии. Где – то далеко – далеко над самым горизонтом ещё ярко сияло солнце. И разбрасывало золотые, искрящиеся лучи в разные стороны. Словно чудный, невиданный свету алмаз сверкал. И был виден всему свету. Он ещё озарял все достопримечательности Архангельска. И Стеллу города в виде корабля с косыми мачтами, и скульптуру налим Малиныч «памятник Сене Малине» на улице Чумбарова-Лучинского. Он оседлал рыбу, как удалого коня. И, казалось, жаждал прокатиться с ветерком. Ещё здесь озарялся памятник Писахову. Тот, как будто живой шёл из магазина с авоськой в руках. Под ногами крутился кот, выпрашивая сосиску. А мастер имел вид старика Хоттабыча. На голове широкая шляпа, как будто, он приобрёл её у знаменитого фокусника. В ней точно прятался ловкий заяц. И даже не один. Пальто носил по размеру. Он был занят своими мыслями по поводу нового редкого изумительного эпизода. Озарение падало и на Михаило-Архангельский кафедральный собор, и на белокаменную колокольню возле реки, и на многочисленные катера и лодки, которые стояли возле набережной. Сияет в чудных красках и памятник Петру первому дотированный тысяча шестьсот девяносто третьим годом. Тот имел знойный вид. Он зорко смотрит вдаль, опираясь на свою знаменитую трость. И шпага имелась в ножнах. Чудно смотрится и гостиный двор. Первый порт России. На набережной красуется и стрелка – Стелла «400 лет Архангельску». И куда же здесь без знаменитого памятника тюленю, который рисуется возле великой реки. Солнечный алмаз ещё красиво сиял. И делал этот мир красивее. Издалека, казалось, что ещё чуть-чуть, и он нырнёт в воду. Река Северная Двина пребывала в тиши и безмятежности. На поверхности гуляла лёгкая рябь. Высоко кружили парами белокрылые чайки. Казалось, они заигрывали друг с другом. Каменная набережная и Красная пристань Архангельска за жаркий день прогрелась теплом. Здесь кое – где мелькали фигурки. Лёгкой походкой прогуливался и местный пёс Душка. Морда весёлая. Глаза светло – синие, добродушные. За них и кличку получил. Сам большой и лохматый. Он зачастую появлялся здесь, как истинный поклонник божественных пейзажей. Он мог часами восседать на пристани и смотреть вдаль. Здесь он и потерял связь со своим нерадивым хозяином Альбертом. Тот имел большой вес. И, как правило, сильно потел. Он всегда тянул коньяк из своей золотистой фляжки. Он сел на баркас, держась за чемодан, и куда – то уплыл. Пёс Душка всё же надеялся встретить своего хозяина. Но сейчас он был активно занят поиском своего ужина. Он уже поглотил полпирожка с капустой и немного сливочного мороженого. Но был всё ещё очень голоден. Глаза живо бегали туда-сюда. Пасть не закрывалась. Язык висел на губе. Душка, живо осмотревшись, тихонько побрёл по пустынной набережной. Он глубоко вздохнул.
Повеял лёгкий, чудный ветерок со стороны реки. Чуть зашелестела листва на деревьях. Большой город засиял яркими огнями. Улицы и переулки показали свои высокие тени. Широкие дороги ещё озарялись яркими фарами. Дерзкий лихач на розовом кабриолете просто летел по мостовой. Он включил на всю катушку магнитолу, где гремели вовсю электрические гитары. Казалось, потенциальный самоубийца в гладком алом пиджаке без пуговиц был ценителем рока и хеви. Он носил пышные светлые кудри на голове. Его лицо чем – то походило на мордочку дикого бобра.
