Дождь льет стеной. Не знаю, как водитель неотложки вообще видит дорогу. Но мы несемся сквозь ночь и стихию на очередной вызов.
Авария. Несколько машин. Мы первые. Ненавижу. Придется расставлять приоритеты, выбирать, кому жить… Я протираю устало глаза. Четыре утра. Уже бы прояснилось, если бы не гроза. Молнии полыхают без конца, рация трещит, бьет по ушам. Начинает болеть голова. Меня кидает на сиденье то в одну, то в другую сторону.
– Саш, шоколадку? – слышу с соседнего.
Артем знает, что я вторую смену на ногах. Хрипло благодарю, еле справляюсь с оберткой и кое-как отправляю батончик в рот. Приходит идиотская усталая мысль, что для такого мужика, как Артем, можно и озаботиться внешностью: поправить длинные патлы, по бледным щекам себе пошлепать, чтоб порозовели… Но сегодня мне все равно. Если он захочет зайти дальше дружеской поддержки и долгих взглядов, я с удовольствием для него приведу себя в порядок и докажу, что могу выглядеть иначе, чем сейчас… Но все потом.
Мысли о таких глупостях помогает отвлечься от очередного вызова. Я все не привыкну никак. Никогда не думала, что придется работать на скорой, но жизнь складывается не всегда так, как мы хотим. Моя несла меня сквозь ночь к неминуемой смерти. Чужой. Нам уже сообщили, что есть не выжившие.
Шоколад застревает в горле, и я кашляю. Артем суетится, хватается за термос, плещет чай в кружку, отпаивает… И я снова стараюсь думать только о нем. Симпатичный. Молодой, спортивный, амбициозный. Репутация у него ни к черту среди медсестер. Короче, все при нем… Он улыбается мне. Явно флиртует, а я даже не уверена, получается ли у меня отвечать на его улыбку. Мне кажется, я отупела от усталости и страха.
– Подъезжаем!
Я вздрагиваю, роняю кружку от термоса, но никто не обращает внимания. Артем уже отстегнулся и готов выскочить из дверей с чемоданом. Я отстегиваюсь следом…
…и меня снова оглушает. Крики, искры болгарки, шелест дождя, всполохи красного света вперемешку с электрическим… Я выскакиваю за Артемом под дождь. Несусь следом за ним, но тут до меня долетает крик спасателя:
– Тут ребенок! Доктор! Сюда!
Меняю направление и бросаюсь на зов.
Пикап лежит на боку, впечатанный в отбойник. Несколько людей трудятся над тем, чтобы добраться до тех, кто в кабине. Какая удача, что служба спасения уже на месте!
– Водитель вылетел через лобовое, – докладывают мне на ходу. – Но, кажется, мертв. А ребенок пристегнут к креслу, цел. В шоке. Осмотрите.
– Зонт! – командую я.
– Да вы что, какой зонт? – усмехается он невесело.
– Куртку разверните надо мной! – Я бегу вокруг кабины, мужчина рядом.
– Сама куртку и разверни, – грубит неожиданно. – У нас еще одни. Ребенка спасали в приоритете.
И он бросает меня одну. Я несусь, сдирая куртку на ходу и подлетев к пикапу, накрываю ей чемодан. Ощущение, что ситуация тут хоть немного под контролем, разрывает в ошметки, когда вижу ребенка в кресле. Машину перевернули, сняли заклинившие двери и открыли мне доступ, но на этом все. Мальчику на вид лет пять от силы. Он не плачет. Таращится большими глазами на меня, вцепившись в ремни.
– Привет! Как тебя зовут? – пытаюсь до него докричаться. Он молчит. – Ты ранен? Болит что-нибудь? – продолжаю, аккуратно отстегивая его.
Замок надежный, кресло добротное… Еле справляюсь коченеющими пальцами, но, наконец, освобождаю ребенка. Первым делом проверяю реакции зрачков, при этом роняя фонарик на сиденье, потом начинаю ощупывать руки и ноги ребенка… Все больше убеждаюсь, что носилки не нужны – он в полном порядке, если не считать понятного оцепенения.
– Пошли в теплую машину…
Я осторожно тяну его к себе, приседая так, чтобы он упал мне на грудь, но мальчик вдруг сам кидается мне на шею и хватается за меня, как обезьянка, прижимаясь всем телом. Я обнимаю его, но стоит потянуться за курткой, чтобы накрыть его от дождя, на плечо вдруг опускается тяжелая рука:
