Сквозь звон в ушах и пелену, затмившую свет, как будто из далекого далека проявлялся треск автоматных и пулеметных очередей, а вместе с ним и ужасная боль в правой ноге и чей-то настойчивый голос, срывающийся на крик:
– Живой, живой?
Открыв глаза, и понемногу приходя в себя, он разглядел чумазое и в копоти лицо тормошившего его старлея .
– Очнулся соколик, давай, давай, вылезай, чего расселся?
– Нога. – простонал он.
Пол военного Урала распороло как консервную банку, фугасом, заложенным боевиками, а загнутым внутрь куском металла напрочь заблокировало ступню.
Лейтенант, мгновенно оценив ситуацию вогнал приклад калаша между педалями и железякой, затем используя ствол как рычаг крякнув рывком вогнул оторвавшийся пол обратно вниз, освободив тем самым зажатую ногу, а потом неожиданно резко дернув вытащил бойца из кабины горящего грузовика, повалившись вместе с ним в придорожную канаву.
Кузов чадил густым черным дымом обволакивая все вокруг.
Из зеленки нескончаемо били очереди разнося деревянные борта в щепки. Неожиданно послышался нарастающий гул винтов приближающейся вертушки, а затем свинцовый ливень обрушился на чахлые деревья и кусты, растущие вдоль дороги.
Истошный вопли: «Аллах акбар!», и выстрелы почти сразу прекратились, зато в кузове начали рваться боеприпасы. Сильно пахло порохом, бензином и кровью.
– Давай, давай, давай отсюда, двигаем, сейчас рванет, – прямо в ухо не сказал, а как-то выдохнул лейтенант.
Вертушка тем временем развернувшись пошла на второй заход ураганным огнем срезая ветки деревьев и заставляя вскипать землю.
Они отползли, и затаились в небольшом углублении среди кустарника.
Горящий Урал в клочья разносило взрывающимися в кузове боеприпасами. Метрах в двадцати, впереди на дороге на боку лежал раскуроченный БТР, из распахнутой задней двери которого свесилось изувеченное и неподвижное тело в камуфляже.
Неугомонный лейтенант, достав нож вспорол ему штанину, шнурки на ботинках, туго пережал жгутом выше раны ногу, ловко обмотал кровавое месиво ступни бинтом, а после достав шприц вогнал обезболивающее.
– Не горюй боец, жить будешь! – немного обрадованно почти пропел он, закончив процедуру, а после нахмурившись заключил, – А вот идти вряд ли.
– Оставь меня и уходи.
– Разговорчики рядовой, соблюдаем субординацию со старшим по званию. Что и как делать здесь решаю я!
Чуть подумав и осмотрев горящую технику, тоскливо добавил:
– Похоже, одни мы здесь уцелели.
Взрывы понемногу прекратились, хотя машины продолжали дымиться, издавая удушливый смрад горящей резины и горелого мяса.
– Ползти сможешь? – спросил лейтенант.
– Попробую.
– Давай, понемногу вон туда, – показал лейтенант взглядом в обратном направлении движения колонны; к повороту, где к дороге вплотную подступала густая зеленка.
Поползли, а обнаружив в густых зарослях низину, лейтенант, набросав в нее сухого хвороста скомандовал:
– Ныряй туда, я сейчас.
И исчез, уполз изгибаясь как уж в высокой траве. Немного погодя появился с охапкой зеленых веток, туго скрученных поясным ремнем, скатился вниз, а ветками прикрыл их обоих сверху.
– Надо переждать до темноты, а потом обратно к блок посту двинем: до него с десяток километров будет.
Достал фляжку, глотнул и протянув насмешливо вальяжно спросил:
– Кстати, представьтесь рядовой.
– Сергей Крупилин, механик-водитель, пятая рота девятого полка снабжения и сопровождения ВДВ.
– Серега значит, а я Андрей Щетинин; старший лейтенант спец. подразделения ГРУ. Можешь обращаться ко мне просто по имени, без звания.
Опять появилась вертушка, покружила над догорающей техникой и улетела.
Смеркалось, неожиданно совсем рядом раздался легкий хруст веток и послышалась чеченская речь. Лейтенант приложил палец к губам, Сергей кивнул, потом все постепенно стихло.
