– Крейг, вы просите построить корабль меня?! Вы что, не боитесь иметь дело с Фредериком Чапманом? Ведь в свое время я был арестован англичанами прямо на верфи за излишний, как они посчитали, интерес к британским кораблям, это одна из причин, по которой нам приходится встречаться здесь, в Амстердаме, а не в Портсмуте, например. А ведь мой отец, майор Томас Чапман, честно служил британской короне, но одно то, что моя мать шведка, позволило заподозрить во мне шпиона. А, каково? – несколько возбужденным тоном высказался человек по виду лет тридцати, перекрикивая гомон, всегда царящий в голландских пивных. При этом он активно жестикулировал, а мускулы его крупного лица живо двигались в такт рукам. Видимо, чтобы несколько успокоиться, он опрокинул стопку крепкого женевера[1] и закусил добрым ломтем ноздреватого сыра.
Вид Амстердама. Неизв. художник, вторая половина XVIII в.
– Нисколько не боюсь. Во-первых, вас отпустили без каких-либо последствий. Во-вторых, я не англичанин, а шотландец, и самое главное, я видел ваши чертежи, эскизы, ваши корабли, наконец. Вы не просто корабельный мастер, вы поэт корабельной архитектуры, Чапман, вы новатор, вы не боитесь отойти от закосневших правил! Вот почему я искал встречи именно с вами. Я знаю, что вы учились не только в Англии, но и во Франции, теперь вот в Голландии. У вас своя верфь в Швеции, дерзайте, – ответил ему светловолосый молодой человек приятной внешности в мундире британского морского офицера, звали его Самуэль Крейг.
– Мой отец так хочет спровадить меня подальше от берегов Британии, что готов на любые траты, и можете мне поверить, его финансовые возможности, равно как и влияние в обществе, весьма велики, – продолжил Крейг.
Ф. Х. Чапман. Худ. А. К. Веттерлинг
– Спровадить, вы говорите, отчего так?
– Вы только что поведали о гонениях, что претерпели от англичан. Поверьте, наш клан натерпелся от них куда больше. Мы, один из старейших шотландских родов, потеряли практически все, включая собственное имя, которое не можем называть под страхом смерти, и вообще выжили только благодаря предприимчивости моих предков и поддержке определенных кругов. Так вот, отец, полагая, что я не смирюсь с такой вопиющей несправедливостью и начну с ней бесполезную и самоубийственную войну, решил отправить меня в море, дабы я тратил свою энергию на борьбу со штормами, а не англичанами. «Шторм – лучший учитель капитана», любит говаривать он. Я, в знак протеста, не стал учиться морской науке, а назвавшись другим именем, ушел простым матросом, чему отец, как мне думалось, был несказанно рад. Однако отцовские чувства вкупе с остатками аристократической спеси не могли допустить такого положения вещей.
Выждав, когда в моей юношеской голове поутихли дурные ветра, и узнав, что я пытаюсь стать офицером, отец помог моим усилиям, и до меня, наконец, стало доходить, что он желает мне блага, за что, нынче, я ему признателен. Так мне удалось стать офицером флота и даже получить королевский патент, скажем так, на некоторые операции. Вот зачем мне корабль.
Я полюбил море, Чапман, и хочу бороздить его просторы на самом совершенном паруснике, самом совершенном, – с пылом говорил молодой офицер под воздействием смеси из собственного энтузиазма и крепкого голландского напитка.
– Вам не дает покоя слава Моргана и Дрейка? Эти времена давно прошли, – попытался остудить его Чапман.
– Как знать, как знать. Мир меняется стремительно. Скажите, а какие корабли нравятся вам, Чапман?
– Никакие! – прозвучал довольно резкий ответ.
– Даже свои? – изумился офицер.
– Я обожаю каждый свой корабль, до тех пор, пока не спущу его на воду. Однако мне тут же начинает казаться, что это никуда не годится и можно было сделать намного лучше.