1. Каждый день заполняя по одной странице в этой пустой тетради, я стану писать в основном для себя и, возможно, для нескольких незнакомцев. Не столько дневниковые размышления вокруг своей (скучной) жизни и (безумных) времен, сколько заметки, складывающиеся в автофилософию. Витгенштейн говорил, что работа в философии есть работа над собой. Такая философия себя, подобно всякой философии, не может быть посвящена ни частным, ни публичным событиям, и равным образом ее нельзя назвать ни фактом, ни вымыслом. Задача заключается не в том, чтобы набросать достоверный автопортрет, а в том, чтобы протравить всю поверхность зеркала, пока оно не отразит лишь размытые очертания меня и моего окружения. Эти заметки могут также стать бюджетными сеансами психотерапии, поскольку будут попыткой не столько вообразить мою форму жизни, сколько эту жизнь распутать: они могут распустить ткань или развязать узлы, подготавливая новую ткань и узлы, которые предстоит завязывать. Поэтому сначала я должен не найти себя, а потерять. Суть в том, чтобы выйти из монастыря внутри себя, а не войти в него. Стало быть, авто-фило-
софия – не любовь к собственной мудрости, а мудрость своей любви; это может показаться сентиментальным, но вскоре откроет более темную истину. Поэтому прежде чем я продолжу, необходимо предупредить: «Если хотите богатства и долголетия, не перелистывайте эту страницу».
2. Философия возникла из основополагающего, но трудноисполнимого призыва: познай самого себя. Идея заключалась в том, что человек не может быть нравственным без себялюбия – не в негативном смысле отсутствия внимания к другим, а в позитивном смысле интереса к самому себе. Иными словами, жизнь не стоит того, чтобы ее проживать, если ты ее не исследуешь. Как демонстрирует Фуко, самым элементарным гражданским долгом в античной демократии была забота о себе. Поэтому греческий ответ на вопрос Что такое философия? – это уже автофилософия, которая всегда была практикой или деятельностью, а не учением или императивом. Автофилософия была не подготовкой к жизни, аформой жизни самой по себе, находясь в центре классического культурного опыта. Тысячелетие спустя эта идея всё еще заявляет о себе у Августина: «Я работаю над этим и работаю над самим собой: я стал сам для себя землей, требующей тяжкого труда и обильного пота». Еще через тысячелетие она вновь возникает у Монтеня: «Тот предмет, который я изучаю больше всякого иного, – это я сам. Это моя метафизика, это моя физика». Тем не менее в ходе западной истории философствующий субъект постепенно переставал быть главным предметом философии. Иногда самость отвергалась прямо, а в других случаях – незаметно отодвигалась на задний план разнообразием по большей части безличностных тем.
3. Модерная мысль не отказалась от античного интереса к саморефлексии, хотя, конечно, изменила ее цель: ясное и отчетливое познание внешнего мира, которое возможно только через обращение к внутреннему «я». «Я попытаюсь, беседуя лишь с самим собой и глубже вглядываясь в самого себя, – пишет Декарт, – постепенно сделать самого себя более понятным и близким». Но что же это за «я», которое служит ему главным источником достоверности? Мыслящая вещь? Ницше в этом не уверен: «Мы неведомы себе, мы, познающие, мы сами не знаем себя: на то имеется своя веская причина. Мы никогда не искали себя – как же могло случиться, чтобы мы однажды нашли себя?» Чем более профессиональными становились философы в прошлом веке, тем меньше они вспоминали о своем первоначальном призвании. Но то, что не дает им спать по ночам, – это, надеюсь, всё еще они сами. Так что же волнует меня – понимают ли люди мою философию или понимают ли они
