Внимание!
Курение вредит вашим душам…
Бах! Бах! Бах!
Зарыпела ржавчина, трущаяся о рассохшийся брус, залязгали в пазах разболтавшиеся железяки.
У огня сидело что-то. Нестриженое чудище с огромным ртом, набитым кривыми зубами. Оно вытащило из пасти фигурку, которой выдалбливало клыком дырки под глаза.
Кто смел тревожить его покой?
Ужасный хозяин доковылял до двери, хрюкая, булькая и сморкаясь, схватился за ручку волосатой лапищей и тихонечко приоткрыл. В ушах зазвенело от стона петель, похожего на треск разверзающихся ворот в ад.
Квакнул с перепугу. Не успел захлопнуть – в щель всадили сапог. Тьма приняла очертания амбала с двумя шарообразными глазами, и дверь за спиной гостя сама собою затворилась.
Хозяин облизнулся и кашлянул. В ответ незнакомец выставил на него большую ладонь. Хозяин потряс, но резко понял, что тот его не приветствует, а требует что-то отдать, и отдёрнул руку.
– Чё?
– Талоны.
Молчание продолжилось. Кривозуб шумно втянул слюну, разглядывая пришельца. Тот неожиданно притопнул. Урод попятился, но уже не так опасливо. В бешеных глазах и квадратной челюсти, выхваченной пламенем очага, словно вырубленной из обломка скульптуры, он узнал старого и очень дурного знакомого.
– Мраморщик!
– Ты мне должен двести тридцать четыре талона, – прогудела глотка, как латунная труба.
Глаза Кривозуба чуть не выкатились, но он успел их придержать, разминая веки мокрыми пальцами, похожими на мозолистые паучьи лапы.
– Сколько?
– Двести тридцать четыре.
Кривозуб зарычал. Задрал губу, показал налитые кровью, оплетённые синими сосудами дёсны.
– Что? Нету?
Замолк. Поглядел искоса и исподлобья.
– Не.
Уселись.
Жуткого вида создание шмыгало носом, втягивая воздух пастью, а путник по прозвищу Мраморщик, имеющий внешность человека, совершающего массовое убийство каждый вечер ровно за час до ужина, наблюдал. Снизу доверху по его громадному лицу шла борозда, похожая на вмятину от железного прута, сам он широко ухмылялся большущими губами и всё глядел, глядел из-под брови, однако хозяин дома не слишком нервничал. Он ковырял охотничьим ножом фигурку, придавая ей карикатурные очертания обнажённой девушки.
Кривозуб зыркнул. Они уставились друг на друга.
– Что?
– Что?
Хозяин нахохлился, выпучил глаз. Начал медленно подниматься из-за стола. Тень вздыбилась чёрной кошкой.
– Что?
– Что, что?
Они сближались. Кривозуб залез на стол коленкой. Мраморщик был такого роста, что ещё только начал подниматься, а уже почти столкнулся с ним лбами.
– Что?
– Что-что!
– Что, что-что?!
Ножки стульев ёрзали со скрежетом, отдавая едва слышимо под землю, вглубь половиц…
Там, глубоко под толщей, испещрённой червями, слизняками, костями и корешками, сквозь густую, как патока, тьму пробирался кто-то. Пахло глиной, соляной кислотой и сырым дубом, балки потрескивали от напора земли. Воздух наполняли ядовитые споры чёрной плесени, парящие вокруг керосиновой лампы, объятой дрожащим нимбом, точно голова святого, отделённая от тела, снятая с потрескавшейся иконы, чтобы служить проводником в бездне мёртвой шахты…
Судя по склизкому полу из утрамбованной глины и вкраплениям жёлто-белёсой крошки повсюду, это была старая меловая штольня, совершенно точно не расчитанная на рост ползущего по ней существа. Оно цеплялось длинными руками за перекладины, как обезьяна за сучья подземных деревьев, хоть не с матом, но с руганью проползая всё дальше и дальше.
Вдруг табличка. На десятки развилок не слышалось ни шагов, ни чавканья сапог, даже летучие мыши не били крыльями. Найти указатель в таком могильнике – сверхъестественная удача. Или же длиннорукий исследователь оказывался здесь не в первый раз, о чём подумать было странно, ведь эта часть туннелей давным-давно была брошена и вот-вот бы потолок обрушился ему на лысую башку.
