Щелчок. Кто-то включил свет в палате.
Мужчина машинально открыл глаза, но ничего не увидел вокруг себя. Может, кто-то не включил, а наоборот – выключил свет? Он не мог понять, горит свет или нет. Вокруг была кромешная тьма, через которую не проникал ни один лучик света.
Он услышал шаги. Один шаг, второй, третий… Чтобы добраться от входной двери до кровати, требовалось всего лишь шесть шагов. Приблизительно измерив расстояние от двери до кровати, мужчина оценил размеры своей больничной палаты. Однако неизвестный посетитель не ограничился шестью шагами и сделал еще два, оказавшись у кровати.
Он напряг покрытые ожогами мышцы плеч. Когда он почувствовал, как открываются незажившие раны, с его губ сорвался стон. Мужчина попытался сесть. Нужно было дать понять тому, кто находился в палате, что он в сознании и не совсем беспомощен. Он не мог допустить, чтобы к нему приблизились на расстояние, которое может стать для него фатальным.
– Все в порядке. Вы можете не вставать, – раздался голос лечащего врача Хана Чжонгука.
Мужчина задержал дыхание и рухнул обратно в постель, расслабив дрожащее от напряжения тело. Когда он наконец-то с облегчением выдохнул, на его лбу проступил холодный пот.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросил доктор.
Как он себя сегодня чувствует? Так и хотелось сказать, что он не знает, как долго он сможет оставаться в здравом уме, находясь в таком состоянии, но это было бессмысленно. Он чувствовал усталость доктора уже по одному его голосу. Было предчувствие, что результаты вчерашних обследований оказались не очень хорошими.
– Вы помните свое имя? – доктор каждый раз задавал одни и те же вопросы, и каждый раз ни на один из них у пациента не было ответа.
Он не помнил ни свое имя, ни свой возраст, ни даже как выглядит его собственное лицо. Мужчине было стыдно, что он не знал ответов на такие элементарные вопросы.
– Ничего страшного. Это временно, так что не стоит сильно переживать.
Доктор Хан снял повязку с глаз пациента и посветил в них фонариком.
– Ну что? Хоть что-нибудь видите? – на этот раз доктор терпеливо ждал ответа.
– Нет, – коротко ответил мужчина охрипшим голосом.
Доктор кивнул.
Отвечая каждый день на одни и те же вопросы, мужчина смирился с потерей памяти и зрения.
– Часть ваших зрительных нервов еще живы, зрачки даже реагируют на свет… О полном восстановлении зрения пока нет и речи. Давайте будем надеяться на лучшее, потому что это только начало.
Доктор сознательно размыл смысл своих слов, сообщая о плохих результатах обследований. Затем пробормотал еще несколько слов, то ли утешая его, то ли приободряя.
На мгновение в комнате воцарилась тишина.
Скорее всего, сейчас доктор регулировал скорость, с которой раствор Рингера[1] поступал в капельницу. Видимо, он считал, что лучшее, что можно сделать для него сейчас, это уменьшить боль. Чем меньше доктор мог сделать и чем меньше мужчина мог дать ему ответов, тем короче становились утренние обходы. Также уменьшилось число интернов и медсестер, которые всюду следовали за врачом, а количество обходов, которые он делал в одиночку, как сейчас, увеличилось.
Боль в теле мужчины быстро утихала соразмерно со скоростью переливания раствора капельницы. Врач вышел из палаты всего за семь шагов, на шаг меньше, чем зашел. Мысли проносились в затуманенном разуме мужчины, ему было интересно, почему количество шагов изменилось.
Он услышал, как дверь медленно закрылась.
Внезапно мужчина понял, что что-то было не так. Он должен был сначала услышать, как дверь открывается, а потом уже закрывается… А раз он услышал только то, как она закрывается, значит, все это время дверь была открыта.
