Узкая, похожая на хищную щуку миноноска стояла у причала в самом центре Архангельска – несла вахту.
Боевые корабли охраняли здешнее правительство. Конечно, миноноска – не линкор, своими орудиями не может развалить половину города, как это способен сделать огромный, серый, со скрипучей броней дредноут, но от скорострельных пушек ее, если кто-то вздумает нарушить покой северного правительства генерал-лейтенанта Миллера, тоже можно схлопотать немало неприятностей.
Трап, соединяющий корабль с берегом, был убран, на берег были брошены швартовы и намотаны на чугунные тумбы кнехтов[1] – один конец с носа, другой с кормы. У причальных концов этих сидели два матроса, один на носу, второй на корме и перекликались друг с другом ленивыми голосами.
– Ко мне еще одна пожаловала… Дамочка очень даже форсистая, с тонкой талией и большой верзохой.
– Может, ты канат салом смазал?
– Даже не думал.
– Тогда чего ж к тебе зачастили дамочки?
– Это у них надо спросить! – закричал призывно матрос, сидевший на корме. – Ты куда, милая, лезешь без очереди? Тебя что, в великосветских подворотнях Архангельска не научили уму-разуму?
– Каждый раз, когда приходим сторожить наших толстомясых правителей – обязательно набираемся ларисок, как тифозный больной – вшей, – недовольно проворчал матрос, стороживший носовой конец.
Был он широкоплеч, низкоросл, лицо имел округлое, неприметное. Приметной деталью были только золотистые пшеничные усы с лихо закрученными в игривые колечки концами. Глаза земляного цвета были суровы и насмешливы.
Матросы несли вахту – оберегали корабль от ларисок – портовых крыс, не пускали их на миноноску. Тяга ларисок к мореплаванию общеизвестна, стоит только где-нибудь бросить на берег конец, как тут же из ближайшей мусорной кучи высовывается любопытная ларискина морда, шевелит усами, а сама лариска, дама сообразительная, умеющая шурупить мозгами, начинает лихорадочно соображать, как же пробраться на корабль и занять теплое место в капитанской каюте. Из-за них-то командиры и ставят у причальных концов специальную вахту, чтобы матросы сшибали карабкающихся по канатам крыс в воду.
А какая-то изобретательная душа – явно из матросов, – которой лариски были противны до икоты, выдумала крысоотбойники.
Крысоотбойник – штука примитивная и, как всякий примитив, – безотказная. Это – стоячая фанерка, которая имеет дырку, смещенную к одной из сторон, для каната, точно по диаметру, чтобы фанера могла свободно вращаться, когда ее насадят на веревку.
Устанавливается фанерка на высоком канате, причем не одна, а сразу штук пять… Дальше происходит вещь простая – лариска ползет по канату, когтями щелкает, мечтает о той вожделенной минуте, когда будет пожирать сыр, спрятанный в капитанском буфете, и вдруг упирается чутким носом в преграду – пресловутую фанеру. Короткое движение влево, потом вправо, и становится понятно – фанеру не обойти, надо лезть через нее. И крыса карабкается на фанеру, но, когда, наконец, взбирается на нее, на самый верх, фанера, не способная держать откормленное ларискино тело, переворачивается, и крыса летит в воду.
Фокус очень простой, но результативный – спас от попутчиц тысячи плавающих посудин – и военных, и гражданских.
На носовом конце миноноски было установлено пять крысоотбойников, на кормовом – семь.
У носового конца дежурил матрос, пользующийся на миноноске такой же известностью, как командир корабля лейтенант Лебедев – не было на миноноске человека, который не был бы должен Арсюхе Баринову хотя бы полушку: Арсюха давал деньги взаймы под проценты… Причем бумажные деньги он не признавал, старался оперировать только металлом.
