— Мариночка, я
договорилась с Ларионовой, она готова дать тебе интервью в
ближайшее воскресенье в обед. Встреча будет в ресторане, она его
выберет сама, столик ты закажешь, я оплачу. — Голос Светланы в
трубке, как и всегда, был бодрым и звонким — аж ухо
закладывало.
— Я не могу в воскресенье.
Тем более, в обед, — сухо ответила Марина.
— Что-о?! — благожелательные нотки из тона
редактора выветрились в одночасье. — Почему это не
можешь?
— Во-первых, потому что
воскресенье — мой законный выходной, а во-вторых, у меня на
это время уже назначена очень важная встреча.
— Послушай, Марина, —
холодно окатило ее из телефона, — не знаю, что тебе там
позволяли в твоей «Комсомольской правде», но здесь — не
криминальная хроника, и все твои прошлые заслуги не имеют никакого
значения. Даже больше скажу: применительно к журналам для женщин
ты — новичок почти такой же, как обычная выпускница журфака!
— Марина вспыхнула: выпускницей журфака ее уже очень давно
никто не решался оскорблять! А редактор все продолжала
выговаривать: — После твоего косяка с Иваницкой ты вообще
должна сидеть и помалкивать в тряпочку. Законный выходной —
придумала тоже! Как, интересно, ты себе имя-то сделала, если
работала только по графику и производственному календарю? А,
скандальная журналистка криминальной хроники?
Марина медленно выдохнула.
Главное — не сорваться. А Светлана умела поддеть!
Нет, Марина никогда не стеснялась своей связи с
Александром: ни во времена, когда они были любовниками, ни теперь.
Как, впрочем, никогда и не выставляла ее напоказ (хотя все и без
того о ней знали). Будучи главным редактором «Комсомолки», он очень
помог ей продвинуться, подкидывая способный выстрелить материал или
назначая встречи с нужными лицами, выделяя колонки и развороты в
готовящихся к выпуску номерах. Но копала она всегда сама, и копала
так, как никто другой не мог.
Вот и докопалась. До состояния
полнейшего отвращения.
Ее скандальные журналистские расследования
неоднократно меняли ход следствия, а в милиции и прокуратуре на нее
смотрели со смесью ненависти и уважения. А коллеги и вовсе при
упоминаниях о ней захлебывались, кто желчью, а кто восхищением. В
общем, равнодушных не было.
Но после того, как прямо перед ее лицом от
выстрела из милицейской снайперки разорвалась, будто спелый арбуз,
голова Львовского, этого чудика, бегавшего нагишом с дедовским
ружьем в руках и проповедями о любви на устах, Марина поняла, что с
нее хватит. А та нашумевшая история с маньяком поставила
окончательную жирную точку в ее такой крутой, вызвавшей всеобщую
зависть карьере криминального репортера.
Александр пытался всеми путями заставить ее
остаться в «Комсомолке», а после увольнения — как только ни
уговаривал вернуться. Она не согласилась. И тогда бывший
редактор — и бывший любовник по совместительству — сделал
прощальный красивый жест: пристроил Марину, в ту пору выныривавшую
из депрессии только с тем, чтобы с головой погрузиться в запой,
сюда, в «Шарм» — женский журнал с элитным, отборным гламуром,
размазанным в каждом номере на семьдесят с лишним глянцевых
страниц.
— Хорошо, Светлан, извини.
Я погорячилась. Я возьму интервью у Ларионовой тогда, когда ей это
будет удобно.
— Другое дело, Мариночка, —
произнесла редактор, сбавляя обороты. — До конца дня я сообщу
тебе все дополнительные условия и выдам материалы для интервью. До
связи!
Марина положила трубку рабочего
телефона, старенького, с каким-то вечно отходящим контактом, из-за
которого вместо голоса собеседника то и дело начинало раздаваться
бульканье. Техника приходилось вызывать в неделю по два раза, но
менять аппарат Светлана стабильно отказывалась по типа уважительным
причинам: то в месячном бюджете филиала такая покупка не заложена,
то и так выходит перерасход по канцтоварам на офис, то еще
чего-нибудь.
