Море встретило Агату после долгой разлуки ласково. Устелило вход легким, пенным ковром, погладило по рыжим волосам, пощекотало рыбкой по запястью и камешком по пятке, побаюкало в своих мягких, ленивых волнах. Мысли текли так же лениво…
Белоснежный портик графской усадьбы, затерявшейся на вершине в соснах. Крутой склон, поросший густым кустарником. Прибрежный валун, походящий формой на дельфина.
Ничего не изменилось за эти двенадцать лет. Ничего, кроме нее самой.
Если взять левее и нырнуть, непременно попадешь на полянку ангелов – пять мраморных девочек, оплетенных бурыми водорослями, хороводятся на дне морском. И она нырнула на самое дно своих воспоминаний.
Двенадцать лет назад.
…Лучи солнца вспарывали толщу воды, очерчивали застывшие силуэты на дне. Четыре фигурки шептались, склонив головки друг к другу, пятая – в стороне, облокотилась о камень, подняла печальное личико к небу. Агате всегда нравилась эта, пятая. Изгой и одиночка, как и сама Агата.
– Да говорю же! – тыча пальцем в лазурные волны, истошно орала Галка, девчонка с тощими косичками. – Там утопленницы! Я рукой ее, а она твердая, склизкая! Фу!
– Картошкина, ты опять набрехала! Как с домовым, – насмешливо протянул Толик Платонов. – Галка-брехалка!
– Сам ты брехун! Видела я! Давай не возникай, Платонов. Сам-то нырни, а потом посмотрим, кто из нас брехун! Утащит тебя за ногу мертвячка, будешь знать!
Они убежали купаться во время тихого часа и в первый же день нарушили распорядок «Заключья» – лагеря для одаренных подростков, который расположился в бывшей усадьбе графа Захржевского. Агата увязалась за ними, ко всей этой компании она имела отдаленное отношение. Ну какие у нее способности? Так, посредственность. Тетке в медпункте помогает склянки ее расставлять да травки собирать для отваров. Только благодаря тете Тоне и взяли ее в этот супер-пупер лагерь, так сказать, на правах бедной родственницы.
И этой Галке она не понравилась сразу. С той самой минуты и не понравилась, как ее пригласил присоединиться к их тесной компании долговязый ботаник. Почему-то ему Агата не смогла отказать – полуденное солнце плясало в его курчавых волосах, отражалось в линзах очков. Он легко коснулся своими длинными пальцами ее всклокоченной шевелюры, и Агата резко отпрянула.
– На тебе стрекоза сидит. Перламутровая… Пойдешь с нами? На море? Я Матвей Шелестов.
Не надо было и соглашаться, слонялась бы себе и дальше по лагерю, а теперь приходилось слушать истории – про поломку автобуса, поиски дороги, путаницу с расселением, знакомство с вожатой Ирочкой – веселые, но совершенно непонятные ей истории. По пути к морю их взахлеб рассказывала Галка, словно нарочно намекая Агате, что та здесь совсем не к месту…
По поверхности пошли круги, Галка завопила снова. Вынырнул ботаник Матвей, без очков он походил на античного бога.
– Там статуи, представляете? Четыре штуки точно, плохо видно. Надо бы маску взять.
Толик присвистнул:
– Оба-на! – И рухнул в воду, окатив Галку фонтаном морской воды, за что тут же получил ответное «Придурок».
– Греческие? – тихо спросила Агата, в этом году она ходила на факультатив по истории, раздел про античность ее любимый. («Хренеческие», – вставила Галка, но ее замечание осталось безо всякого внимания.) Тут же путь «из варяг в греки» проходил, кажется.
– Не совсем здесь. Но неподалеку нашли древние амфоры и детали храмов с надписями на древнегреческом. А ты историей увлекаешься? – Матвей удивленно изогнул бровь.
– Я…
Галка высокомерно взглянула на Агату и перебила:
– И что аборигены говорят по этому поводу? А, аборигенша? Что тут у вас?
– Я… не знаю, я не местная…
Так уж вышло, что в свои семнадцать Агата оказалась на море впервые. «Так надо», – сказала мама и безо всяких объяснений отвезла ее в приморскую деревеньку к невесть откуда взявшейся двоюродной тетке.
