Шкатулка королевы
Пролог. Последние секреты Мазарини
Март 1661г. Париж. Дворец кардинала
Колоннада внутреннего двора Лувра огласилась гулким эхом от грохота колёс кареты, в которую была запряжена шестёрка лошадей, украшенных белыми султанами и парадными голубыми чепраками с эмблемами в виде золотых лилий. Впереди кареты ехали герольды с трубами, а позади – отряд мушкетёров, одетых в парадные синие мундиры с серебряным шитьём и короткие голубые плащи с вышитыми на них спереди и сзади серебряными крестами.
Король отправился с личным визитом к первому министру. Состояние здоровья Мазарини сильно ухудшилось и в последние дни внушало опасение за его жизнь не только врачам и близким, но и самому кардиналу. И хотя в обычное время пешая прогулка из Лувра во дворец кардинала занимала всего несколько минут, этот визит требовал строгого соблюдения правил придворного этикета. Да и талый снег вместе с проливными дождями поздней весны утопил парижские улицы в непроходимой грязи, поэтому отправляясь куда-либо за пределы дворца следовало подумать о сохранности туфель. Верховая прогулка также не представлялась возможной, так как появиться у постели больного в замызганных уличной грязью кавалерийских сапогах Людовику не позволяло ни личное уважение к кардиналу, ни осознание того, что эта их встреча могла оказаться последней.
Всё время, пока они ехали, дю Плесси-Бельер, единственный из приближённых, кого Людовик выбрал в сопровождающие, ощущал его молчаливое внимание. Не говоря ни слова, король то и дело обращал к маркизу взгляд, в котором сквозила и досада, и вместе с тем желание излить душу. Догадываясь, что причиной тому была цель их поездки, маркиз не спешил начать разговор. За те несколько лет, которые он провёл в свите короля, он успел хорошо изучить характер и привычки Людовика, и не раз отмечал его замкнутость в своих мыслях. Отчасти дю Плесси-Бельеру было понятно, отчего Людовик не стремился к откровенности даже с близкими друзьями, когда что-либо всерьёз занимало его мысли. Маркиз и сам был из числа тех, кто предпочёл бы заговорить о важном вопросе, только тщательно взвесив все нюансы. На откровенный разговор Франсуа-Анри решался редко и это был скорее монолог, обращённый к самому себе, и попытка заглянуть ещё глубже в суть дела. Обдумав все известные ему факты, маркиз пришёл к выводу, что Людовик не был готов к откровенному разговору, а в его душе царило смятение, как и всякий раз, когда от него требовалось принятие важного решения.
– Пале-Кардиналь! – громко объявил доезжачий, когда карета, сопровождаемая эскортом из мушкетеров, въехала в просторный внутренний двор и остановилась напротив парадного крыльца с высокой колоннадой из каррарского мрамора, которую венчал треугольный фронтон.
Подбежавшие к карете лакеи в красных ливреях с золотыми эмблемами кардинальского герба услужливо откинули подножку и распахнули дверцу.
– Вы идёте со мной, маркиз? – спросил Людовик прежде, чем выйти из кареты.
Этот вопрос прозвучал довольно необычно из уст человека, который с раннего детства привык отдавать приказы даже самым близким друзьям, но дю Плесси-Бельер уловил отнюдь не нотки внезапной неуверенности в себе. Напротив, чуткий слух маркиза распознал в этом важность всёго происходящего для Людовика, как и то, что он отдавал себе отчёт в том, что предстоящая встреча повлечёт за собой необратимые перемены и в его личной жизни, и в государственной политике. А это значит, что присутствие человека, которому король мог всецело доверять, было необходимо ему.
