При-под горой
Тулилась деревенька…
По-над дворами уж сосны раскидались.
В предчувствии ночи тяжелые, суровые деревья
Выстраиваются в маршевые роты,
Собираясь в звездный поход…
Скоро осень…
Кидаю на холст
Свинцовые краски.
Терпение и – на мой неслышимый свист
Всплывают из глуби киты и дельфины —
Вскипают воды в заливе Терпения.
Возвращаются из морской дали к родному брегу
Унесенные весной деревья… Цепляются за песок
Абордажными крючьями корней в бессильной надежде…
Пол- на полметра ничейной земли поливаю
День за днем, подобно монаху, в надежде, что
Зазеленеет принесенная волнами веточка сакуры…
Из ста крючочков на твоей одежде я не успел
Расстегнуть и половины. А уж пора, уж утро…
Приснись мне завтра жизнь моя по новой…
Мой Учитель встал на вершине высокой горы
И раскидал приветственно руки навстречу
Летящему небу. И в тучах утонул, Сибирский Кедр.
Вечером читал стихи дочери.
Она штопала мой костюм…
Завтра праздник.
Брёл по берегу моря,
Вдруг стало
Тесно в костюме…
Сон: подставил руку павшей звезде…
Проснувшись,
Заклеил лейкопластырем стигматы…
Огромная муха жужжит по стеклу.
Метнувшись, вылетела в форточку.
Я доволен: не пришлось убивать.
Вольно поэтом заблуждаться:
В их ошибках потомки
Отыщут знаменья.
Город окнами в море прилег отдохнуть
На туман. Воскресенье – завтра.
У нас всё – завтра!
В вечернем городе засыпают окна.
Редким прохожим, видимо,
Есть куда спешить.
В больничной курительной сизо и серо.
Все говорят о боли
И не слышат друг друга.
Найду ли дом,
К которому я бегал в юности
Влюбленный безнадежно?
Я застрелил свою больную собаку.
Много лет прошло. А мне все кажется,
Что я стрелял в себя.
Дождь отмыл дома и краски.
Завтра все снова станет
Пыльным и старым.
Три кошки в доме
Моем живут,
Хранители знаков свободы.
Я склеивал себя из тысячи зеркал,
И сотни тысяч отражений свел в фокусе, —
Но разве это я?
