Март, 1943 год
Лес был негустой, да еще крепко прореженный не раз и не два прокатившимися через него боями. В эти мартовские дни сорок третьего года танковый корпус СС, танковые дивизии «Лейбштандарт», «Райх», а также другие соединения под командованием фельдмаршала Манштейна затягивали кольцо вокруг Харькова, который совсем недавно был освобожден советскими войсками. Три немецкие дивизии кроме модернизированных танков Т-3 и Т-4 имели в своем составе по батальону невиданных громадин Т-6 («тигр»). Манштейн, ведя мощное наступление с 22 февраля, заглаживал свою неудачу под Сталинградом, и это ему пока удавалось. Под ударами немецких танковых и моторизованных дивизий наши части отступали. А чаще, выполняя приказ «Ни шагу назад!», вели бои до последнего, погибали, попадали в котлы, а затем в плен, и лишь немногие прорывались к своим.
В лесу скопились остатки двух танковых батальонов, сотни четыре пехотинцев из разных частей, несколько орудий, обоз с ранеными. Толклись еще какие-то мелкие группы, державшиеся вроде вместе с нами, но несколько в стороне. Чудом вырвавшись из-под немецкого катка, они не знали, что делать. Командование взял на себя командир первого танкового батальона майор Колобов. Оставшиеся двенадцать танков он разделил на роты. Я был в своей прежней должности командира Т-34. Вскоре нас засекли с воздуха, а затем три немецких танка с расстояния полутора километров принялись методично обстреливать лес. Снаряды падали с интервалом в полминуты. Нас выкуривали. Чаще всего фугасные и осколочные снаряды рассеивались среди деревьев, не принося существенного вреда.
Но вскоре накрыло отделение пехотинцев, потом разбило одну из немногих оставшихся пушек, загорелась полуторка, из которой спешно вытаскивали раненых. Столб дыма послужил неплохим ориентиром, и немецкие Т-4, приблизившись, усилили огонь. Осколочный снаряд врезался в тополь и осыпал дождем осколков окопы, вырытые возле танков. Убило радиста со стационарной рацией, которая позволяла нам сквозь шум помех кое-как связываться со штабом корпуса. Адъютант Колобова, шустрый младший лейтенант, бегавший под огнем от одного подразделения к другому, упал в нескольких шагах от моего танка, убитый наповал крупным осколком. Когда загорелась вторая полуторка, Колобов приказал готовиться к отходу, а нашей роте «заткнуть пасть этим уродам».
Рота из четырех танков вырвалась на скорости и понеслась по полю, покрытому осевшим темным снегом. Мы открыли огонь по тяжелым Т-4, которые ответили нам из своих длинноствольных 75-миллиметровок. Вступать в бой немцы не стремились, перед панцерами стояла другая задача. Но бой все же состоялся. Мы крепко зацепили одного фрица, а взамен получили снаряд в ходовую часть «тридцатьчетверки». Истратив последние дымовые шашки, мы попытались взять ее на буксир, но снаряды падали слишком густо. Ударило в лоб машину ротного, потом еще раз угодило в подбитый танк. Он загорелся. Мы, подобрав уцелевшего механика, стрелка-радиста, кинулись догонять своих. А Т-4 все же добили. Я всадил в него три снаряда, и массивная коробка пыхнула ярким бензиновым пламенем. Потом мы присоединились к нашей колонне. Шли неизвестно куда, оставив в лесу горевшие полуторки и тела товарищей, которых успели наскоро похоронить в одной из глубоких воронок.
Я, Алексей Дмитриевич Волков, недоучившийся студент Сталинградского учительского института, закончив в два приема Саратовское танковое училище, принял свой первый бой под городом Трубчевск Воронежской области. Выходил из окружения осенью сорок первого года, участвовал в боях под Москвой, воевал летом в составе танковой бригады 13-й армии Брянского фронта, был дважды ранен. За оставление полуразбитого танка, на котором, по мнению трибунала, мог еще воевать, был разжалован в рядовые. В качестве штрафника попал в особую танковую роту – одно из подразделений, осуществлявших рейды в немецкий тыл в период Сталинградской битвы.
