Глава 1
Сулавеси. Спрятанный на задворках цивилизации этот остров-призрак я обнаружил случайно и, по началу, был явно шокирован странными ритуалами жизни и смерти людей населявших эту землю. Изощрённость философии местного населения подстегнула моё желание исследовать этот мир и я окунулся в его воды со всей бестолковой страстью новичка, с удивлением и трепетом открывая всё новые грани жизни туземцев. Бонусом, ко всему прочему, стала точёная фигурка с парой раскосых лисьих глаз, карминовыми губками и прочим разнообразием капканов для мужчины моего возраста. Это существо вошло в мою жизнь вместе с дурманящим запахом цветущих лилий и ночными поездками за город к небольшой лагуне, где под бесконечным звёздным небом над тёмной водой и негой растворённой в прохладе ночи, я впервые, по-настоящему, попал в любовный плен. Обладательницу капканов звали Кахайя, что на языке местного населения означало «свет». Всё, что досталось ей от Евы: голос, взгляд, гипнотическое выражение лица в тени волос манило и завораживало своим животным магнетизмом. Порой мне казалось, что весь набор крючков, данных ей природой, с успехом применялся лишь для того, чтобы через желаемое отдать должное древнему инстинкту продолжения рода. Такая неприкрытая прагматичность не укладывалась в мои представления о любовных отношениях, принятых в Старом Свете, где обычно мужчина задавал тон. Это смущало и ставило в тупик. В свои пятьдесят, будучи законченным циником, познав стольких женщин разных этических норм, вероисповеданий и сексуальных пристрастий, я не мог понять, как эта девчонка, едва достигшая совершеннолетия, смогла получить надо мной такую власть…
Пять лет назад я оборвал все якоря, державшие меня в Нью-Йорке, и почувствовал себя по-настоящему свободным. На остров я приехал с японскими туристами, вместе с ними излазил его из конца в конец, и поняв, что это место вполне подходит мне, открыл здесь мастерскую скульптуры. Я начал работать и пару лет, по инерции, топтался на месте, создавая клоны своих вещей давно получивших признание и дивиденды в Европе. Жизнь моя двигалась по инерции, по мимо моей воли и меня это не устраивало. Я было начал придумывать новое звучание своих идей, но через какое-то время понял, что искать ничего не надо. Я вдруг осознал – всё, что было нужно, находилось передо мной – и вслед за Гогеном усвоил простую истину, которая состояла в том, что тела аборигенов являются лучшим инструментом из тех, на которых можно и нужно играть в изобразительном искусстве.
Когда-то жизнь в России научила меня упрямству и терпению. Я начал с чистого листа и уже через три года пластический язык, найденный и предложенный зрителю, снова покорил сердца европейских ценителей давно не балованных моими работами. И, конечно, новые опусы были встречены публикой на ура.
Это был ощутимый успех.
За успехом пришли серьёзные деньги, позволившие мне купить дом на берегу океана, где я и поселился вместе со своим старым псом Барни. Тот жил со мной с тех пор, когда я увидел его в «помёте» шотландки Фиби – собаки знакомого архитектора, и десять лет являлся бессменным спутником во всех моих странствиях по миру. Помнится, как войдя в только что приобретённый дом, пёс посмотрел на меня, и проковыляв до спальни, улёгся на коврик у кровати, давая понять, что пост принял. Обжившись, я обнаружил недалёко от дома местный рынок, несколько магазинчиков, бар и ещё что-то похожее на крытое кафе, в котором местные могли заказать дешёвую еду. В баре словоохотливый бармен рассказал, что дальше, у подножия горы, в деревне, можно арендовать лодку или катер для прогулок в прибрежных водах, порыбачить и просто отдохнуть с компанией.
