1
– Лежит и лежит целыми днями, поди, уж все бока отлежал. – Стоя на коленях перед диваном с лежащим на нем престарелым супругом, Агафья Карповна половой тряпкой, коей служили старые кальсоны деда, пыталась достать пыль из узкой щели между полом и диваном. – Вонища перегаром, точно самогон опять с баллона слил, холера тебя забери.
– Не брал я, видит свет, не брал, – Василий Пантелеевич, пожевал губами, – ну сама подумай, старая, как я могу у тебя спереть, коль у тебя все под запором, а?
– Откель я знаю? Только вот в большой бутыли как раз на пол литра меньше стало.
– Хе! – Хмыкнул дед. – Это как же ты определила, коли в двадцатилитровой бутыли уж второй день, как сама отливала, две трети как было, так и есть.
– А почем ты знаешь, сколько там есть? Значит, видел? – Подозрения оформились в уверенность, толкнули к действиям. Цепкая рука, скользнув по лысому черепу, впилась в остатки волос возле уха. – Ключ сделал, зараза! А ну, давай сюда, все одно, замок поменяю.
– Ой! Пусти, старая, остатки выдерешь, – придерживая одной рукой руку супруги, дед другой извлек из кармана самодельный ключ, – на, забери, отпусти уже, больно.
– Привстав на коленях возле дивана, бабка привычно заголосила.
– Всю жизню ты мне поломал! У всех мужья, как мужья, мне ж алкаш достался. Люди живут, как сыр в масле катаются, все в дом, этот все из дому норовит. Господи, да найди уже на него управу! Мало самогон хлещет, так и не делает дома ничего…
– Так, уж и ничего, – парировал дед, – вона, калитку починил.
– Какую калитку! Проволокой привязал, так она опять отвалилася…
– Щас починю, – понимая, что полежать более не удастся, Василий Пантелеевич, кряхтя, поднялся с дивана, у выхода известил свою вторую половину, – потом пойду на Веселку, може, рыбки на жареху поймаю.
Прикрутив кое-как калитку, Василий Пантелеевич, порылся под навесом сарая. Воровато оглянувшись на окна своего старого покосившегося дома, сунул за пазуху початую бутылку самогона из бабкиных запасов. Взял снасти, и, кликнув верного спутника, старого блохастого пса Полкана направился к речке.
На речке, честно разделив пополам краюху хлеба, отдал половину псу, второй занюхал, приложившись к бутылке.
– Вот такая у меня жизня нелегкая, Полкаша, – начал обычную исповедь терпеливому слушателю Василий. – У всех бабки, как бабки, а мне язва попалась. Каждый день меня пилит…
Пес, прикончив свою половину краюхи, лег напротив. Положив лохматую голову на лапы, приготовился слушать, внимательно наблюдая за манипуляциями хозяина. Налепив на крючок кусочек хлебного мякиша, дед закинул удочку. Поплавок лишь вынырнув, стал дергаться. Дед потянул удочку, крючок был пуст.
– Ты смотри, Полкаша, сразу клюнула. Эдак мы с тобой обрыбимся. Такое дело надо сбрызнуть! – Отхлебнув из бутылки, дед протянул спутнику. Пес недовольно отвернул морду. – Что, не нравится? Глупое, ты Полкан, животное, ничего не понимаешь, ей родной, только от бабки и спасаюсь. Ну, как знаешь.
Отхлебнув еще, рыбак повторил попытку. Поплавок пошел кругами, пару раз нырнул. Дед выдернул удочку, на крючке висел лист водоросли.
– Нет, Полкан, ну ты смотри, что творится. Ну, смотри, ужо, как я ее сейчас подсеку.
Сделав добрый глоток из бутылки, дед налепил свежий мякиш, поплевал на наживку и закинул в Веселку удочку в третий раз. Поплавок задергался, пошел кругами, нырнул раз, другой и пошел на дно. Дед потянул удочку, на крючке висела маленькая желтая рыбка.
Поймав рукой свой улов, дед хотел, было, достать крючок из открытой пасти рыбки как услышал:
– Не ешь меня, старче, отпусти, я твои желания исполню.
Дед обомлел. Помотав головой, глянул по сторонам, потом на бутылку. Поболтав подозрительно в ней содержимое свободной рукой, спросил Полкана:
