– Каково, чувствовать себя проигравшей? Окончательно, полностью проигравшей? – спросил меня хозяин железного замка.
Я, как завороженная, смотрела на угольно-черную дырочку дула револьвера в его руке. На блестящем металлическом срезе как будто кто-то наклеил кружочек темного бархата. Однако, эта черная дыра могла поглотить целый мир. Мой мир.
Огнестрельное оружие выглядело настолько чужеродно в окружающей обстановке, что поверить в то, что это реальность, а не очередной страшный сон, которые регулярно мучали меня, было сложно. Наверное, отец тоже не поверил тогда. Небось ухмыльнулся своей красивой улыбкой. Если успел.
У меня воля не такая железная, я была действительно напугана. Конечно, было бы круто посмотреть хозяину замка в глаза, холодно улыбнуться и сказать что-нибудь героическо-крутое, но я не могла оторвать взгляд от черного зрачка ствола в его руке. Он притягивал, гипнотизировал.
Неужели это все? Смерть? Где? В какой момент я ошиблась? Где начался тот путь, что привел сюда, в тронный зал железного замка, где я нашла свою погибель? Я не могла понять. Все казалось таким простым, очевидным, логичным, правильным. И вдруг выяснилось, что все это время я играла по чужим правилам и шла не к своей, а к его цели.
– Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но сама понимаешь, оставить тебя в живых я не могу.
Краем глаза я успела заметить, как кто-то из моих друзей дернулся вперед, стараясь спасти меня, но тут черная дыра на дуле револьвера ожила и плюнула огнем. Она словно разом взорвалась и забрала мою жизнь.
Меня ударило в грудь так, что отбросило на пол и я ударилась головой о камни, но все это померкло на фоне боли, которая взорвалась внутри.
И мир для меня превратился в тьму.
Несколькими неделями ранее
Девочка лет семи сидит на коленках отца. Я помню, как она выглядела: бархатное темно-зеленое платье, коротко постриженные черные волосы. Но сейчас я всего этого не вижу, потому что эта девочка – я сама.
– Пап, а ты всегда будешь со мной?
– Всегда. Пока ты будешь этого хотеть, – я слышу в голосе тепло и любовь, но не вижу лица. Только голос и ощущение его теплых сильных рук на спине.
Я давно уже его не вижу. Не могу вспомнить. Память хранит отпечаток эмоций, а не фотографическое изображение лица.
– Я всегда буду этого хотеть, пап. А даже когда я вырасту, ты же не состаришься и не умрешь, как другие?
– Никогда. Я всегда буду защищать тебя, моя принцесса, – смеется он.
У него теплый и мягкий смех. В такой можно закутаться и согреться.
Я не хочу идти дальше в этот сон.
Потому, что это кошмар. Тот самый кошмар, что мучает меня регулярно уже десять лет.
Но этот сон – как липкая паутина. Оплетает руки, ноги, сознание, и никогда не отпускает, пока я не дойду до конца сюжета. У меня еще ни разу не получилось проснуться на середине.
Утро. Я выхожу из своей спальни, подхожу к лестнице, что ведет в гостиную, и вижу на полу неподвижную фигуру отца.
Сначала, мне кажется, что это такая игра. Я смеюсь, сбегаю по ступеням, прыгаю на него, стараясь напугать и заставить вздрогнуть.
Но он не шевелится. Он больше никогда не пошевелится. На его груди красное пятно и одна маленькая дырочка. Она кажется очень несерьезной, словно от меча лилипута.
Девочка в изумлении трогает колючие от щетины холодные щеки, еще не веря в то, что случилось.
Она шепчет:
– Ты же говорил, что будешь жить всегда, пока я буду хотеть этого. Я хочу, папа. Папочка. Живи! Живи пожалуйста…
Ее слезы капают на его лицо. Но это только в сказках слезинка ребенка может изменить целый мир. А сказка в тот день кончилась.
***
Только на этом моменте оболочку мучительного сна удалось прорвать и выбраться из него в реальность. Я лежала в кровати, по щекам еще текли слезы, а сердце колотилось, как птичка в клетке. Ненавижу, когда мне снится такое. К сожалению, этот кошмар повторялся все чаще и чаще.
