А у нас в Сюдыкино всё по-старому.
Степанида на картах гадает. Петрович корзины плетёт. Сашка пьёт. Гришка по Машке сохнет. А Елизавета Тимофеевна на балалайке шпарит. Что ни день…
Только солнышко из-за крыши выглянет, посмотрит на всю эту вечную "благодать", сплюнет в сердцах, матюкнётся, и снова за бугорком противоположным спрячется. Ну, ничего-ничегошеньки любопытного.
Хотя…
Как-то раз по осени у нас в Сюдыкино, под тем самым бугром, который случайные люди горой прозвали, произошло одно невероятное событие, прямо-таки вселенского масштаба. А началось всё с того, что в субботу с самого утра начали в нашем селе всякие "чудеса" твориться. Степанида пикового туза в своей колоде не досчиталась. Петрович корзину сплёл ручкой книзу. Сашка вместо водки воды нечаянно напился. Машка Гришку сама на свидание пригласила. А Елизавета Тимофеевна вместо балалайки на тромбоне взялась играть.
Погода, кстати, в тот день стояла необычная. С утра дождь пробежался. Затем солнышко улыбнулось. Потом опять дождь заморосил. А к полудню снова солнце выглянуло.
Гидрометцентр местный, в лице Гаврила Семёныча, разъяснил позже, что этот природный метеоризм был вызван метеорологическим явлением странного происхождения, то ли магнетического, то ли ещё какого характера.
Ну вот.
Появился в Сюдыкино в тот день один странный человек. Вроде как русский, но в то же время не наш.
Ах, если бы Степанида пикового туза не затеряла, она в тот же субботний день смогла бы разгадать – что, да как, да почему. А так…
Пышногрудая девица Маруся, которую в Сюдыкино испокон все звали просто Машкой, заметила иноземного молодца одной из первых. Он шёл по грунтовке, ведущей из-за бугра, лёгкой походкой, изредка отмахиваясь от мух кустом крапивы и любуясь утками, купающимися в реке. Высокий, тощий, в неприлично немодных шароварах, с небольшой дерматиновой котомкой на плече.
Маруся, как полагается, низко наклонясь, полоскала в речке бельё. При этом её легкое платьице было подвязано чуть выше ляжек, полные ноги для устойчивости стояли врастопырку, а груди колыхались в подвешенном состоянии. Из такого-то неудобного положения Машка и увидела иноземного незнакомца. Он, в свою очередь, уставился на Марусю, как на невиданное зрелище, будто никогда не видел ничего подобного.
– Чего смотришь? – усмехнулась Машка. – Девок никогда не видел?
В ответ незнакомец только улыбнулся, присел на пригорок и, достав из дерматиновой котомки некий предмет, напоминающий черепок, начал в него дуть.
Звуки задорной мелодии побежали по речушке, переливаясь со щебетаньем птиц, кряканьем уток, шелестом камыша, и наполняя пространство весёлой гармонией. Услышав незнакомую доселе субстанцию звуков, утки выбрались на берег и вдруг, окружив иноземца, принялись дружно приплясывать! А приплясывая, в такт музыке взялись подпевать:
– Кря-кря-кря! Кря-кря-кря! Кря-кря-кря!!!
Выглядело это так необычно, что Маруся выронила из рук таз с бельём, который до этого успела поднять и, открыв рот от удивления, застыла на месте как вкопанная.
– Ну ты, парень, даёшь! – произнесла она медленно, когда незнакомец наконец бросил дуть в "черепок".
Мелодия стихла. Утки пошлёпали обратно в речку. Машка, забыв про уплывшее бельё, подошла к странному парню, заглянула в его необычные глаза, и, влюбившись без памяти, начала стягивать с себя платье.
– Пойдём купаться! – предложила Маша музыкальному иноземцу.
Обнаружив перед парнем все девичьи прелести, платьице шлёпнулось на траву, но он ничего не ответил, просто глупо улыбнулся и пошёл за ней в речку прямо в одежде.
– Ты бы хоть шаровары снял! – усмехнулась Машка, оглянувшись.
Ответа не последовало.
– Ты что, немой? – догадалась Машка.
