Охотник и колдунья.
Васька уже больше двух часов сидела на скамейке, поджав неудобно ноги, у свежей могилы, и все мысли ее были вразброд. Как ей жить одной она не понимала, вчера были похороны, а сказать что важное и нужное она не смогла, не нашла слов. Она долго стояла у гроба и не понимала, что лежащая женщина в гробу имеет, какое то отношение к маме Гали. Осенний порыв ветра заставил ее сжаться от холода и сырости. Ветер колючий влажный пробирал до костей, и при каждом порыве сыпал на нее мокрой желтой листвой, упрямо гнал ее домой. Васька закуталась, еще раз перемотала шарф, чтобы закрыл шею плотнее. Даже в шапочке и капюшоне уши замерзли, а щеки и нос горели от ветра, но уходить она не хотела, дома было еще тоскливей. Мама Галя умерла неожиданно, ведь здорова совсем была, никогда не болела и выглядела всегда моложе своего возраста. Васька даже не думала, что вот так может быть, неожиданная нелепая смерть,– как будто смерть ждет кто то. Как так может быть, что сердце просто остановилось, безо всяких причин и боли, просто остановилось здоровое еще сердце. Она помнила недоумение старенького врача патологоанатома, он просто развел руками, пробормотав тихо.
– Нелепая смерть, она здорова была, может, понервничала, да вот так и вышло, бывает, мы не всегда понимаем причины.
Васька злилась, как так бывает, она и сама была медиком, медсестрой, закончила колледж и работала пока в поликлинике рядом с домом. И теперь переживала и – за того, что не заметила ничего, недоглядела. Мама Галя была приемной матерью Васьки, но жили они вдвоем дружно и спокойно, и казалось всегда так и будет. Васька совсем замерзла и нужно уже идти домой, она усмехнулась про себя, – не домой, в съемную квартиру. Они с мамой Галей так и не успели переехать в свой дом. Мама Галя часто переезжала и вся Васькина жизнь это череда чужих квартир, запахов и городов. Сколько они проехали этих городов и не сосчитать, в памяти Васьки, они сливались в одну какую – то бесконечную ленту, похожие улицы, похожие дома, школы, магазины. Раньше ее это устраивало, привыкла что ли, а теперь так не хотелось идти в пустую чужую квартиру, неуютную, необжитую. Васька, встала, но так замерзла, что ноги не слушались, она озябшими красными руками поправила шуршащий от порывов ветра пластиковый венок сдвинутый ветром, погладила свежий холмик земли.
– Ты прости, что надоедаю тебе мама Галя, но можно я еще завтра приду, – тихо проговорила она, – знаю, что глупо обращаться к тебе, и ты уже ушла, но я пока совсем не знаю, что мне делать. – Может, хоть как то мне намекнешь, знак дашь.
Но в ответ только порывы ветра и шуршание прелой листвы, да металлический отзвук от оградок и венков на кладбище.
Ветер снова больно укусил ее и погнал с кладбища, Васька шла, и ей казалось, что он ей шепчет,– Хватит, уходи, не место тебе здесь, не тревожь покой спящих здесь людей, уходи.
Васька уже у выхода оглянулась, ей показалось, что у могилы мамы Гали кто – то стоит, она испуганно вскрикнула, а нет, тут же поняла, это кустарник ветер шевелит, а уже сумерки, вот ей и кажется всякое. Похороны были вчера, и Ваське пришлось побегать, отвлекаясь на какие то вопросы, что то решать, суетиться, подписывать какие то бумаги. А на кладбище она смотрела, как бы со стороны на то действо не совсем понятное ей, все не могла поверить, что единственно близкого человека больше нет, и она осталась совсем одна. Народу на поминках было немного, только с работы мамы Гали пара человек, да соседки по подъезду и те пришли просто из любопытства. А Васька так и не смогла попрощаться, не нашла слов, и слез то не было, все застыло в ней тугим комком и никак не получалось ей от него избавиться. Она осталась одна одинешенька, и что ей делать, когда больше нет ни одного близкого человека рядом.
