В подъезде старой советской девятиэтажки пахло разложением кого-то заживо – чем-то прогорклым и ещё слабо, но раздражающе, мерзким, сладким, перестоявшим человеческим чесночным духом. Между первым и вторым этажом, на площадке перед затёртыми серыми мазками грязного налёта окнами, настороженно вглядываясь в них, словно ища скрытых предсказаний в неповторимых узорах пыли и прочей дряни, налипшей на стёкла, стояли два мужичка. Один из них ростом ниже среднего, с худым лицом, облагороженным глубокими морщинами раздумья на лбу и ярко выраженными носогубными складками, шмыгал длинным с тонкой переносицей носом уточкой, постоянно наклонялся вперёд к своему собеседнику и пытался втолковывать ему столь очевидные для него самого вещи. А тот – заплывший жёлтым жиром толстяк, вертел красной шеей и пучил маленькие глазки, то ли восхищаясь приятелем, а то ли ни в чём с ним не соглашаясь.
Первый мужичок был одет в коричневый тканевый лёгкий плащ, клетчатую рубашку, затрапезного вида старые брюки. Второй кутался в чёрную куртку, на правой стороне груди которой было схематически изображено кладбище – пара крестов, набросок часовни и надпись на английском языке – Сemetеry. В переводе «Cementry» – кладбище. Некоторое время назад какой-то особо хитрый бизнесмен завёз значительную партию таких курток и, пользуясь безграмотностью, а пуще используя рычаг дешевизны, наполнил рынок Москвы такими вот сомнительными кладбищенскими шмотками. Любопытному англоязычному иностранцу, приехавшему к нам в качестве туриста, могло показаться, что у нас половина населения работает могильщиками.
Два пятидесятилетних человека уединились в подъезде не случайно, они пришли сюда с довольно банальной целью – выпить после работы. Оба мужчины работали на металлообрабатывающем заводе, который не успели съесть лихие девяностые и растащить по частям жулики акционеры. Потеряв более половины своих производственных площадей, завод выживал только за счёт редких государственных заказов и денег, получаемых от аренды принадлежащих ему помещений, используемых различными фирмами под офисы и склады. Худой мужчина с лицом аскета работал на заводе двадцать пять лет инженером, а его собеседник был вот уже десятый год начальником цеха. Разлив остатки дешёвой водки из бутылки с криво наклеенной этикеткой «Хлебная» и выпив, цедя её в себя из пластиковых стаканчиков, приятели крякнули, закусили плавленым сырком. Худой, прожевав и проглотив нехитрую жирную закуску, продолжил убеждать собутыльника:
– Паша, ты понимаешь, мы так много пьём только потому, что так много умеем. Все наши недостатки обратная сторона достоинств. Да и пьём мы не так много, как это хотят преподнести народу наши либералы с подачи их заокеанских хозяев. Русские – народ победитель! Нам в отличие от многих, действительно, есть чем гордиться. И нам не приходиться, как американцам, мировую историю фальсифицировать. Понимаешь?
– Это всё слова. Ты оглянись вокруг – как мы живём? Никому ничего не нужно. Ты сколько зарабатываешь, Петя?
– Да, я о другом. Бог с ними – с деньгами. Не это главное в жизни. У нас другие установки. Душа, а не рубль, или там доллар. Душа, а не жопа, как у них там, в благоустроенной Европе и Америке. Понимаешь? Мы любого самого богатого и сильного агрессора победить можем.
– Не уверен, что сейчас можем, при Союзе могли, а теперь – вряд ли. Да и что тебе с этого? Хочешь своим собственным сыном ради непонятно чего пожертвовать? Родина? А что она, – эта родина, для тебя сделала? Государство взяточников. А дороги? Был бы помоложе, свалил бы отсюда на хрен.
